А, да, верно. Принц Бастардов на самом деле никакой не принц. Всего лишь младший сын благородного дома Сэридуинн. Нелюбимый, нежеланный и бесперспективный. «Всё равно что ублюдок», — шутил обычно Мадок, однако его глаза зло полыхали, а идеально очерченный рот кривился в неприятной усмешке.
Как бесперспективный младший сын стал лэрдом приграничного края, история умалчивает. Вернее, тут ходит столько разных версий, что никак не поймёшь, какие из них правдивы. Но за те девяносто восемь лет, что Сэридуинн Мадок Бэл правит этими землями, Тир-на-Ног стал куда терпимее к бастардам и полукровкам. Не потому, что Мадок якобы чувствует себя одним из них, но потому что он оказался умнее многих высокородных снобов.
Полукровки слабы. Мы физически не способны вместить в себя ту мощь, которой обладают чистокровные сидхе, — отсюда и разговоры о порченной крови. О чём дивный народ не говорит вслух, так это о том, как опасны для них дары полукровок.
Ещё одна забавная причуда Железного Закона: полукровка силён по меркам людей, слаб по меркам сидхе. однако выходная мощность зависит от точки приложения силы. В два раза слабее для людей, в четыре раза опаснее для сидхе. Мало кому из них удастся развеять гламор полукровного зеркальщика, пережить удар оружия, если то сделано руками кузнеца-смеска, или нарушить волю такого крысолова, как я.
Вот здесь-то вопрос, как Мадок подмял под себя приграничье, сразу и отпадает. В его свите сплошь ублюдки, одарённые и не очень. Поэтому-то он и Принц Бастардов. То, что другие считали позором, принесло ему богатство, славу и титул.
— Теах таэ ллмар, моя чёрная жемчужина, — протянул Мадок чуть издевательски, вертя в руках метательный нож. Ещё с полдюжины лежало у края стола идеально ровным рядком.
— Ах, племянница, твоё чувство драмы определённо нуждается в доработке! А уж о фехтовальных навыках вообще молчу. Я в твои годы.
— Ты в мои годы был грязью под ногами у своей же семейки, — огрызнулась я, тыльной стороной ладони утерев бегущую по щеке кровь — на лице у меня красовался глубокий порез. И хорошо, если бы только на лице. — Сколько можно спускать на меня своих псин, Мадок? Не хочешь, чтобы я приходила в гости, — так и скажи.
— Тебе всегда рады в моём чертоге, Майред. Но вот беда: ты так непристойно прекрасна, когда тебе делают больно! — протянул он эдак кокетливо. И шустро, почти без замаха метнул нож. Не в меня, на его счастье. — Правда ведь, златовласка?
Нож с глухим стуком вонзился в серую кору массивного клёна, что рос прямо посреди зала и рассыпал багряные листья по узорчатым плитам каменного пола. Высокий парень, жавшийся спиной к стволу, вздрогнул и горестно всхлипнул. Прядь длинных светлых волос, отсечённая ещё одним ножом, улетела вниз, на ворох листвы.