Не то чтобы до меня доходило долго — учитывая последние события, шуточки о всяких клумбах, икебанах и прочих выкидышах флористского искусства не оставляют простора воображению. Но на пару секунд я всё же завис, осознавая сказанное. Рот не открыл и клыками не клацнул, и даже с места не вскочил. Однако с лицом не справился.
— Да ты, должно быть, шутишь.
— Нет, сэр. У нас расцвело дерево. И... — он замялся, затем пояснил эдак неохотно, — это не Киро.
В его голосе я уловил облегчение пополам с нервной дрожью. И сам испытал примерно то же самое.
— Где?
— Бывшая промзона Элден. Старый лакокрасочный завод, сейчас там выставочный зал или что-то вроде. Я плохо разбираюсь в модных веяниях.
Пальто я, кажется, схватил даже до того, как поднялся.
— Поехали.
Элден-Холлоу всего несколько десятков лет назад был куда более населенным районом. Первые заводы, первая железная дорога и первые же кары, созданные людьми, а не гномами, возникли именно здесь. В зданиях из красного кирпича и серого бетона когда-то грохотали станки, с первых конвейеров сходило все то, благодаря чему человечество стало жить дольше и с куда большим комфортом. Сейчас от тех времен остались лишь стены да гигантские трубы. И тем осталось недолго — гномы в изобретении новых благ цивилизации всегда были куда лучше. Да и алькасарцы давно не в восторге от близкого соседства с огромными заводами — погода на Западе и без вечного смога то ещё испытание.
Старый Элден-Холлоу понемногу умирал, уступая место новому. Тут и там высились краны, возводящие новый жилой комплекс. Старые же корпуса превращались в торговые комплексы, модные арт-пространства, где бары перемежались с галереями современного искусства, студиями и прочими местами, популярными у творческой молодежи.
Атмосферно, не отнять. И жутковато, если гулять здесь ночью, в трёх кварталах от ближайшей приличной улицы.
Цветущее дерево на заднем дворе бывшего производственного корпуса — поистине странное зрелище. Особенно в начале зимы. Особенно если это дерево растёт из человека... или наоборот? Так сразу и не разберёшь, где кончается гладкая светлая кора и начинается безжизненно-блеклая, когда-то смуглая кожа; где руки, воздетые к раскидистой кроне, переходят в ветви, усыпанные пурпурно-красными цветами. Те же цветы были заботливо вплетены в длинные чёрные кудри мертвеца.
— Олеандр, — зачем-то озвучил я.
— Олеандр, — согласился Алек, брезгливо прижав к носу платок. — Я ещё из машины почуял. Этот парень не мог выбрать что-то менее вонючее?
— Очевидно нет. Кто нашёл тело? — я натянул перчатки, поднял ленту, ограждающую место преступления.