Самое чёрное сердце (Гринберг, Змеевская) - страница 128

Реакция на самом деле понятная: за столько лет знакомства я привыкла обсуждать с Алеком всё. Вообще всё. Но.

— Ты не по.

— .не понима-аешь, это друго-ое! — передразнил Алек, закончив за меня фразу, и тут же в омерзении поморщился. — О, Хаос, и вот он я, единственный холостяк среди кучки женатиков.

— Ничего, — поспешила утешить я, — тебе мы тоже найдём подружку. Или дружка?

Алек выразительно скривился, всем видом показывая, что он сильный и независимый котик, и все эти романтические глупости не про его пятнистое высочество.

— Мороз по коже. Спасибо, хоть не сынишку с дочуркой!

— Чувак, вот зря ты... Дети офигенны!

— Да, я тоже иногда ловлю себя на такой мысли, — фыркнул Алек. — А потом провожу денёк с твоим котёночком — и всё, как отрезало.

— Рэн хороший! — возразила я обиженно. — Он добрый, милый и воспитанный! Ну, для своих крошечных лет.

— Да кто ж спорит? — чуть нервно пожал плечами мой друг. — Рэн замечательный, однако терпеть его дольше пары дней я бы вряд ли смог. Как и любого другого ребёнка. Серьёзно, Киро, я не создан для этого, ты же знаешь!

— Знаю, — вздохнула я. — Ты прав, бро. Не все мы годимся для семьи и детей, и это нормально.

— Слава Хаосу, ты вернулась. Эй, тут какая-то слащавая детка с сердечками в глазах притворялась тобой и хотела всех поженить!..

— Не всех, только тебя! И кстати, ты слишком бурно возражал. Как-то подозрительно! Алек, да неужели ты кого-то повстречал, пока я была в Сиде? Давай, колись!

— Иди ты. в Чертог, — тут же огрызнулся мой друг. Как мне показалось, немного поспешно. — И я с тобой вместе, а то наш крыжовник скоро забудет, как я выгляжу.

49


Алек может ненавидеть саму мысль о семье и детях, однако дядюшка для моего крыжовника из него вышел вполне себе славный. Рэн его обожает, по крайней мере.

— А-ек! — пропищал он, едва завидев нас в дверях своей комнатушки. И радостно помахал нам плюшевым котом, светло-серым и в пятнышках. — Ми-и А-ек!

— Мини-Алек? Ох, Рэн-чин, ты потрясающий!

Я едва не рухнула от смеха, а Алек — тот, что побольше, ха-ха! — скроил такую кислую физиономию, что мигом захотелось присыпать сахарком.

— Знаешь что, племянничек? Меня ещё в жизни так не оскорбляли, — буркнул он себе под нос. Но тут же натянул на лицо клыкастую улыбку. — Обнимашки?

Рэн охотно помчался к своему кошачьему дядюшке, а я так и стояла в дверях, немного растерянная, и пыталась побороть совершенно глупую обиду. Да как же так? Он неделю меня не видел, а сейчас словно и не замечает. Будто бы Алек ему гораздо интереснее, чем я.

Загадка решилась довольно быстро — стоило только Рэну плюхнуться на пёстрый коврик возле ящика с игрушками и посмотреть на меня с такой обидой, что впору просто взять и убить себя об стенку. С трудом удалось задавить порыв кинуться к вредному малышу да пообещать ему луну, солнце, звёзды и самую сладкую, сочную, спелую грушу, какая только сыщется в это время года. Нельзя приучать ребёнка использовать обиды как средство манипуляции. Тем более если он и без того растёт мелким интриганом!