Тем более что у этого конкретного ублюдка цель совсем иная. Он.
Он хотел привлечь моё внимание, если уж в прошлый раз не получилось. Это ведь второй букет. Первый я приняла за очередной выпендрёж от Виктора. Хотя теперь и поняла с неожиданной чёткостью: для человека цитировать «Алую книгу» — большая странность и просто запредельный уровень пафоса. Даже для моего бывшего, при всей его претенциозности и любви к красивостям.
«...ибо даже в самом чёрном сердце может расцвести пламенный цветок истинной любви».
— Клятая икебана, — простонала я, в отчаянии схватившись за голову.
Как всё ясно-то теперь! Задним числом, когда уже слишком поздно. Но откуда же я могла знать, что букетик мне передал не кто-нибудь, а грёбаный псих с нездоровой тягой к флористике? А даже если бы и знала, покойную Флоренс Макадамс это никак не спасло бы.
Он и хотел, чтобы я поняла уже потом — после того, как получу его омерзительный подарочек. Судя по всему, первый из многих.
«Мой дар зовётся Неметоном, ибо столь же горек и прекрасен он, сколь и чёрное твоё сердце», — гласило послание на букетной карточке, что пряталась в самой серёдке кровавого букета.
На сей раз я поняла, что это значит. Отлично поняла.
— Была Гвар Брэйт, прекрасная зимняя леди, и был Иствин Дэй, могучий зимний рыцарь,
— пробормотала я на сидднахе, испытывая непреодолимую потребность закурить, но в упор не помня, где припрятано курево на чёрный день. — Звался он карающим мечом, она же — кровавой десницей, держащей его...
Дальше дословно уже не вспомню, но и этого хватило за глаза. «Алая книга» — типичный образчик дивного фольклора: сплошь реки крови и горы трупов, и всё это романтизируется донельзя. У нас таких экземпляров ловят и сажают на электрический стул; для сидхе же Гвар Брэйт — не полоумная садистка, обожавшая слушать мольбы и купаться в крови жертв, а самая настоящая богиня. Свирепая, беспощадная, абсолютно чуждая всему человеческому.
При мысли о том, что для кого-то я теперь вот такая Гвар Брэйт, сделалось дурно и даже страшно. Хотя, казалось бы, разве не этого я добивалась? Разве не стремилась стать ночным кошмаром всякого нечистого на руку сидхе?
Вот и стала. Не то кошмаром, не то эротической фантазией. Поди разберись, что хуже.
Ладно. О том, в кого я превращаюсь, можно пострадать позже. Сейчас куда страшнее нечто другое: он знает.
Проклятый флорист знает, что Киро Хаттари — это Майред Мор. Но как он пронюхал? Ни одному сидхе я, находясь в обличье человека, не называла своего истинного имени... По крайней мере, ни одному из тех, кого оставила в живых. Неужели кто-то уполз?.. Да нет, без башки не шибко поползаешь.