Ребятишки повеселели, и хотя комнатка была не ахти какая, враз как-то все стало на свое место, якорь брошен, и уже не надо было идти куда-то, кого-то просить.
Когда распаковывали вещи, я понял, что мы многое не взяли, не хватало кой-какой посуды, матраца и других незаметных на первый взгляд вещей, без которых невозможна нормальная жизнь. В спешке разве все упомнишь.
Хозяйка зашла в комнату, посмотрела наши вещи, потом позвала меня на кухню, достала из буфета кастрюлю, чайник, выставила на стол.
— Спасибо, не надо, я завтра куплю.
— Вот когда купишь, отдашь, — держась за поясницу, сказала она. — Погоди, не уходи. Я тебе матрац отдам. Мне его женщины подарили, когда на пенсию уходила. Только привыкла я к перине, она вроде как подружка. Пойдем, он у меня в шкафу лежит.
Я сходил за матрацем, постелил его на раскладушку.
— Хорошая комната, жить можно, — поделилась со мной Вера, выжимая над тазом тряпку.
— Поживем — увидим, — явно подражая бабке Чернихе, сказал Костя. Он сидел на краю дивана, раскладывая на подоконнике свои вещи. Подоконник был высоким, штукатурка под ним потрескалась, кое-где были видны потемневшие от времени доски.
— Завтра с утра в школу пойдем, — сообщил я, застилая простыней матрац.
— Ой, чуть совсем не забыла, — всполошилась сестра, — Костю постричь надо. Посмотри, как оброс. Мне и в нашей школе за него стыдно было, здесь и подавно будет.
— Ничего, — бодро ответил Костя, — сойдет!
— Давай подстригу, смотреть тошно, — рассердилась сестра.
Она подождала, когда Костя закончит свои дела, достала из сумки ножницы, обмотала шею полотенцем и принялась кромсать волосы. Костя брыкался, мученически смотрел в зеркало.
— Не вертись, — прикрикнула на него Вера и смахнула на пол волосы.
Неожиданно Костя вскрикнул и, зажав рукой ухо, бросился к окну. Увидев на руке кровь, заревел на весь дом. Из своей комнаты выглянула хозяйка.
— Что случилось? — спросила она.
— Ухо ему прихватила, — сквозь слезы ответила Вера.
Я посмотрел Костино ухо. Ранка была пустяковая. Вера чуть-чуть прихватила кожу. Хозяйка принесла йод, обмазала брату ухо, оно почернело, точно обмороженное.
— Эх ты, а еще солдатом хочешь быть!
— Она специально, — ныл Костя.
— Давай я тебя подстригу, — предложил я.
Костя послушно сел, показал Вере кулак.
Спать легли поздно. Мы с Костей на диване, Вера на раскладушке. Ребятишки уснули сразу, а я еще долго ворочался, потом встал, подошел к окну. Погода испортилась окончательно. Сердито постукивало стекло, на столбе напротив окна болтался фонарь, белые лохматые языки снега бешено крутились возле кладовок и через поваленный забор уносились в ночь.