Сплошные стены без единого окна. Тусклые узкие лампы под низким потолком. Частые решётки из серо-синего материала, перемежающиеся энергетическими полями, сейчас отключенными. Койки рядами, грязные тряпки на полу и то самое пресловутое отверстие в углу. Ничего напоминающего мебель в камерах не было, в ближайших двух прямо на полу валялись мятые кружки и гнутые тарелки. Ни вилок, ни ложек.
— Обратите внимание, — голос Натана Георгиевича прозвучал как злое искривленное эхо. — Все в этом помещении оставлено в том виде, каким было в момент Освобождения. С тех пор никто из зверей ни к чему не притронулся. Столовых приборов им в целях безопасности, кстати, никогда не давали, только пластиковые ёмкости. Да и из них они умудрились слепить оружие.
Тогда понятно, откуда этот удушающий мерзкий запах… Тут никто никогда толком не убирал.
И это он ещё частично выветрился.
Как же тут вообще можно было находиться?
Почувствовал дурноту, Соломка снова схватилась за Бориску, как будто тонула без поддержки.
— Это что, робкое предложение о встрече наедине? — приподнял тот брови.
— Т-ш-ш, — тут же зашипели окружающиеся, проникнувшись силой момента — каждый представил, какого это, сидеть годами в таких клетках, как звери, в вони и безысходности, и знать, что тебе никто не поможет — хотя бы потому, что никто не знает о твоём существовании. Представить этот ужас, чтобы не зря съездить на экскурсию. Нужно же получить эмоции?
— Большинство зверей провели тут всё своё детство. Как вы знаете, их выкрадывали в возрасте 4–5 лет и сразу начинали модификации. К пятнадцати, кто выживал, окончательно трансформировался в воина.
Четыре-пять?
Нет, эта тошнота и головокружение никогда не пройдут. Крали детей и превращали в монстров. Как такое могло произойти в этом мире?
Как в этом можно было участвовать?
И снова тоска от несмываемого пятна, которое на тебе самой.
Как же они сохранили разум?!
— Пойдемте дальше. Время нашей экскурсии ограничено, я ещё договорился о горячем обеде — в столовой, как вы убедились, нас ждут, для нас готовят.
Соломка отвернулась и пошла к выходу, уже не заботясь, находится ли в одиночестве или среди толпы. Какая уже разница? Может и к лучшему за все ответить. Хоть как-то.
— Меланья, не спеши так. Не лезь вперёд. Идите только за мной.
Натан Георгиевич тут же занял место предводителя и толпа студентов двинулась дальше.
— Тебе что, нехорошо? — шепнул вдруг Бориска.
— Нет.
— Нет, нехорошо, или нет, всё в порядке?
— Отстань.
— Вот так и возлюби ближнего своего, — недовольно проворчал он, но отстал.