Я прыгаю! Статуя сброшена. Шурс замедляет мир. Враг наклоняется, чтобы поднять тело Джексона. Мой клевец метит в спину юнайца. Куда там. Скоростник и спиной меня видит. Разворот. Искры россыпью. Его удар. Теперь я отбиваю. Второй — лишь обманка. Как я и думал, хитрый кус бросается в сторону Гвидо.
Куда?! Прыгаю на него. Валю с ног. Бок взрывается болью. Я ранен! Серьёзно. Теперь он меня добьёт и…
Какой медленный! Я слежу, как клевец врага ползёт к моему виску. Неторопливо так ползёт. Словно сквозь густой кисель.
Выкуси, сука! Маниты тю-тю! Бак пустой. Умри, тварь!
И тут же спокойствие. Мы сделали это. Друзья будут жить. Уклоняюсь от вражеского оружия и всаживаю свой клевец в лоб юнайца.
Победа!
Глава девятая — Жестокий человек чести
— Я… Я… Не надо! Не надо!
Оживлённый лекарем Джексон, прикрываясь руками, прижался к скальному выступу и зажмурился. Америкоса трясло. То ли вспомнил, как я ему бошку клевцом продырявил, то ли прочёл сейчас в моих глазах свою участь. Скорее второе. Свою смерть он едва ли почувствовал — там было всё слишком быстро.
— Боишься, тварь? Правильно.
Специально подлил в голос эмоций, которых не чувствовал. Сейчас меня мало волновал этот крыс. Желание рвать его голыми руками отсутствовало. Презрение, равнодушие и брезгливость. Последнего больше всего. Ты для меня теперь просто канистра с бензином, урод. Прилепил шланг, другой кинул на Гвидо. Сначала оживляем друзей, потом к разговорам.
Перекачка, когда есть куда сбрасывать — процесс быстрый. Через пять минут все наши уже были живы. Смотря на родные лица друзей, я гнал из памяти образы трупов, какими они только что лежали среди камней. Малышку-Лими юнаец и вовсе порвал на две половинки. В пылу скоротечного боя я не заметил как, где и когда это произошло. Причём, нижней части своей миниатюрной супруги найти я так и не смог. Наверное, упала с обрыва. Ужасное зрелище. Такое не забывается. Зато теперь знаю, что для оживления Гвидо достаточно и головы. Либо, если та уничтожена, большего из оставшихся кусков тела. Либо, хоть какого-нибудь куска, если от трупа больше ничего не осталось.
— Я больше не хочу умирать! Это больно. И страсно. Я лесала и видела, что у меня нет больсе ног. Обесяй, что не дась им убить меня снова!
Видеть малюсенькие капельки слёз на щеках никогда прежде не плакавшей при мне Лими было по-настоящему страшно. Гнев, было утихший, начал опять возвращаться. Зато у Толы этого дела хватало на всех. Первое, что она сделала, как только Гвидо вернул её к жизни — бросилась к скулящему в щели между камней Майку и со всей силы впечатала в его лицо свой каблук.