Она выдыхает, и Марселин сидит в своем обычном каменном молчании, время от времени прерывая рассказ Елены.
Взявшись пальцами за ручку, я рывком распахиваю дверь, открывая мою жену, которая прислонила ноги к противоположному окну, лежа на спине и уставившись в свой телефон. Она закатывает глаза, глядя на меня с ног до головы.
-Она все еще дышит? - спрашивает она, и этот вопрос, как ножевая рана в моей груди, доказывает, что Кармен права.
Елена, наверное, не простит меня.
-Твоя мама вполне жива, - говорю я, просовывая руки ей под спину и приподнимая ровно настолько, чтобы я мог скользнуть под нее. Она ворчит, когда я делаю большую часть работы, ее тело обмякает и прижимается к моему, как только я ее отпускаю.
Вздыхая, Елена опускает руки, прижимая телефон к груди.
-Все пошло не так, как я надеялась.
Я запускаю пальцы в ее волосы, моя грудь сжимается из-за нее.
-Я знаю.
-Наверное, я виновата в том, что у меня были ожидания. - Ее голос прерывается в конце предложения, и она делает глоток воздуха, поворачиваясь так, чтобы оказаться лицом к спинке сиденья. - Твоя мама была нормальной?
-Нормальность понятие относительное, я думаю.
Елена напевает, закрывая глаза, когда ее нос касается кожаного сиденья.
-Ну, условно говоря, я думаю, что моя мать сумасшедшая.
Фыркая, я выдерживаю секунду, прежде чем ответить, щемление в моем сердце перерастает в тупую боль, во что-то, от чего я никак не могу избавиться.
Потому что я не могу перестать задаваться вопросом, что Елена должна думать обо мне.
Позже раздается стук в дверь пентхауса, который мы снимаем во время нашего пребывания в Бостоне; Елена растянулась на кровати, тяжело дыша и дергаясь в каком-то сне, поэтому я тихо выскальзываю, надеясь, что она не услышит, как я ухожу.
Когда я открываю дверь, я нисколько не удивляюсь, обнаружив Рафа, стоящего с другой стороны и курящего сигару, хотя в коридоре висит жирная табличка "НЕ КУРИТЬ".
Я думаю, что некоторые вещи действительно не меняются.
Мы стоим так несколько мгновений, просто уставившись друг на друга, пока, наконец, он не ломается первым.
Он всегда ломается первым.
-Ты не собираешься пригласить меня войти?
-Нет, - категорично отвечаю я.
Его лицо морщится, и он вынимает сигару изо рта, выпуская струю дыма в мою сторону.
-Знаешь, раньше ты уважал порядок вещей. Привык понимать, что я твой босс, а не наоборот.
-Ты не мой босс, Раф. Я уже несколько месяцев не выполнял для тебя никакой работы, не собирал разведданные и не лечил никого из твоих людей. Я больше на тебя не работаю.
-Это не так работает, - огрызается он, указывая на меня окурком сигары. - Ты не можешь просто так уйти. Существуют соответствующие протоколы. Клятвы, которые нельзя нарушить.