у него, но трудно нам даже и сейчас, помня, что у н а с после Пушкина уже были и Толстой, и Достоевский, и Чехов и множество других гениев, — объять это мысленным взором, в с е увидеть, ничего не пропустив и ничего не забыв.
Подобную работу формирования нашего отношения к Пушкину выполняет в целом национальное самосознание русского народа и сам язык, который развился, благодаря Пушкину, в нечто необыкновенное и фантастическое с точки зрения его возможностей. Как он сам писал в «Пророке»: «Открылись вещие зеницы, как у испуганной орлицы…» — благодаря Пушкину открылись «вещие зеницы» у русского языка, он дал этому языку пророческую силу и возможность через него судить о жизни в изумляющей целостности и полноте. И тем самым э т о т язык стал определять и форматировать сознание целого народа.
Никто больше Пушкина к этому главному событию духовной жизни народа не приложился, поэтому-то столь велика наша любовь к нему и благодарность за возможность быть самими собой, тем народом, с той культурой, место которых в мировой истории уже никем и никак не изменить.