С. Бунтман: Или тем, кто видел фильм «Октябрь» Эйзенштейна, — что никакие толпы не бежали и не висели на воротах Зимнего дворца.
С. Нечаев: Так же как никто не штурмовал Бастилию в Париже в 1789 году.
С. Бунтман: Такими толпами. Да. Там просто подошли, и были переговоры…
С. Нечаев: Там просто постучали, открыли ворота и освободили восемь человек, из которых двое сидели за неуплату алиментов…
С. Бунтман: Да, алиментщики там были…
С. Нечаев: Один какой-то сумасшедший…
С. Бунтман:…которого вернули потом обратно.
С. Нечаев: То есть получается, что, к сожалению, история — это… Видел такую передачу на канале «Культура» — «Власть факта»… Я просто смеялся, потому что история — это не власть факта, а власть интерпретатора факта. И чем талантливее интерпретатор, тем самую бредовую идею легче довести до массового сознания.
С. Бунтман: Но задача, между прочим, в том и состоит, и мы сейчас этим и занимаемся на уровне передачи, чтобы пробиться через интерпретации, понять какие-то механизмы этих интерпретаций, механизмы создания фактов. Пробиться хоть к какой-то конструкции того корня, из которого все вырастает. Потому что сама интерпретация — это тоже предмет истории. И само создание этих Аркольских мостов, штурмов Зимнего и всевозможных Моцартов с Сальери — это тоже очень интересная задача, которая тоже принадлежит истории.
С. Нечаев: Согласен.
С. Бунтман: Тут нам уже наприсылали эсэмэсок. «В какой степени, — пишет Митя из Москвы, — Наполеон сам творец своего бренда, а в какой это продукт потомков?»
С. Нечаев: Тут все взаимосвязано. Естественно, что начал творить собственный бренд Наполеон, и он в этом достиг феноменальных успехов. Потому что этот человек, который, как мы говорили, начинал с минус бесконечности, уже в 26 лет был генералом. Но ему этого было мало. Он, кстати, всегда интересовался древнеримской историей, ему это все очень нравилось. И он создал себе, как мы говорили, новую категорию. Он создал режим Консульства. Вроде бы как по римской аналогии. Но ему этого тоже было мало. Да, категория новая, но консулов было три, а ему совершенно неинтересно было быть одним из трех. И вот он через какое-то время стал первым консулом. Но ему и этого было мало. И он решил создать еще одну новую категорию. Но в стране, в которой всего десять лет назад казнили короля, как-то глупо было снова называть себя королем, вот Наполеон и придумал новую категорию — Империя.
С. Бунтман: И здесь к нам присоединяется Карл Великий. Потому что Наполеон стал императором не Франции, а императором французов.