«Почти одновременный арест заговорщиков доказывает, что было известно, где их найти; для полиции они все находились как бы в комнате из стекла».
С того момента, как Керель донес полиции о готовящемся заговоре, и до момента ареста заговорщиков все парижские заставы были перекрыты, и никто не мог войти в столицу и выйти из нее без специального на то разрешения. Полиция проводила бесконечные обыски, повсюду были расклеены приметы главных заговорщиков, за содействие в их поимке были обещаны крупные денежные вознаграждения.
* * *
Аресты шли один за другим. Тюрьма Тампль вскоре оказалась настолько переполненной, что многих пришлось перераспределить по другим тюрьмам. Допросы велись по двум направлениям: одни происходили в полиции и осуществлялись Дюбуа и Демаре, другие производились Тюрьо, членом трибунала по уголовным делам.
Префект полиции Луи Дюбуа раньше работал прокурором в Шатле: он прекрасно владел искусством вытягивать признания у обвиняемых. Выглядел он вполне интеллигентно и действовал соответствующими методами. Его тихий голос не пугал, а мягкие манеры способствовали установлению почти доверительных отношений. Он поклялся государственному советнику Реалю, что докопается до мельчайших деталей заговора, и собирался сдержать данное слово. Примерно таким же образом действовал и Пьер-Мари Демаре, бывший священник, а ныне начальник бюро секретной полиции, походивший на тюремщика, заботливо подкармливающего заключенного, приговоренного назавтра к смертной казни.
Тюрьо был человеком иного склада: ему больше по нраву были методы революционного трибунала времен террора. Такие люди не знали ни пощады, ни жалости. Про них говорили, что они сделаны из железа, и они, по сути, таковыми и были.
Каждый вечер государственный советник Реаль приносил Наполеону протоколы допросов арестованных заговорщиков. Тот нервничал: ему срочно нужно было либо верное доказательство вины Моро, либо его признание. И генерал вроде бы сделал его в длинном письме, написанном первому консулу 8 марта, то есть на девятый день после того, как был арестован Пишегрю. В этом письме генерал излагал мотивы, по которым он решил встретиться с Пишегрю, и всю историю их взаимоотношений. Главной целью встречи он называл желание удалить бывшего боевого товарища из списков эмигрантов. Далее он писал:
«Что касается нынешнего заговора, то могу вас уверить, что я далек от того, чтобы принимать в нем хоть малейшее участие. Я даже не понимаю, как горстка людей может надеяться сменить правительство и восстановить на троне семейство, которое не смогли вернуть усилия всей Европы и многолетняя гражданская война. Уверяю вас, генерал, что все предложения, которые мне были сделаны, я отклонил как совершенно безумные».