Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов (Фельдман, Бит-Юнан) - страница 174

Эткинд декларировал принципиальное неприятие, скажем так, советских правил игры. Бочаров же их соблюдал. Потому что его задача — публикация арестованного романа на родине автора. А решалась она только при условии соблюдения цензурных установок. Да и торопиться следовало. Весьма популярна была тогда поговорка еще «оттепельной» эпохи: «Спеши, покуда калитка не закрылась».

Если судить по опубликованным свидетельствам критически настроенных современников, многие допускали, что «калитка» может «закрыться». В любой момент и — без каких-либо объяснений. Был уже такой опыт.

Скандальные улики

Как известно, прогнозы умудренных опытом пессимистов не сбывались. Цензурная «калитка» открывалась все шире.

Главреда «Октября» поздравляли с победой, он давал интервью газетам и радиостанциям, но все-таки приходилось учитывать влияние эмигрантской прессы. Ее уже читали многие: распространение «тамиздата» более не каралось, хоть еще и не разрешалось официально.

Упреки Эткинда в адрес Бочарова особой роли не играли. Иное дело — сведения о необозначенных купюрах в журнальной публикации.

Редакция «Октября» попыталась избежать обвинений в произволе и обмане. Так, раздел «Отклики» сентябрьского номера за 1988 год содержит адресованное главреду письмо о пропусках в публикации гроссмановского романа и соответственно редакционный ответ[169].

Читательское обращение предварял редакционный врез. Краткий: «Среди многочисленных откликов на роман В. Гроссмана „Жизнь и судьба“ редакция получила письмо москвича Виктора Корецкого…»

Далее — сам документ. Приводим его полностью:

«Глубокоуважаемый Анатолий Андреевич!

Большое Вам спасибо за то, что Вы решились на публикацию романа В. Гроссмана „Жизнь и судьба“.

В третьем номере журнала я обнаружил в конце второй части романа выпадение небольшой, но очень важной для романа и архиважной для нашего общества сегодня главки.

Может быть, в доставшейся редакции рукописи эта главка отсутствовала? Ведь необыкновенная судьба рукописи допускает изъятие особенно разоблачительных для застойной бюрократии мест?

Я готов предоставить в распоряжение редакции „Октября“ имеющийся у меня текст недостающей главки. Его, мне кажется, можно опубликовать вместе с послесловием к роману.

С уважением,

Виктор Корецкий».

Об авторе письма редакция сообщила только, что он — «москвич». Подчеркнем: других сведений нет. Однако в столице было немало Корецких, даже и Викторов. Потому выявить, кто из них обратился к Ананьеву — задача для терпеливых. Если б кто попытался тогда. Ныне она и вовсе неразрешима.