На рубеже 1988–1989 годов Берзер могла узнать о рукописи лишь от владельца. А если знала раньше, но рассказывать не хотела, только он и мог попросить бывшую сотрудницу «Нового мира» подготовить встречу с представителями «Книжной палаты», чтобы раскрыть тайну. В любом случае Липкин — инициатор.
Странная все-таки ситуация. Допустим, Липкин не заметил огоньковский анонс, почему и не сообщил редакции «Октября» о рукописи. Но журнальную публикацию не мог он не заметить. Москвич, в СП уже «восстановлен», было от кого новость услышать. А к публикаторам романа «Жизнь и судьба» все равно не обратился. Воспоминания свои печатал в журнале «Литературное обозрение», только и там не раскрыл тайну. Еще полгода прошло — молчал. И вдруг решил с главредом «Книжной палаты» встретиться. Почему именно тогда — не объяснено.
Кабанов, судя по мемуарам, ничего странного не заметил. При этом счел нужным объяснить, по какой причине сотрудники «Книжной палаты» лишь 14 октября 1988 года увидели сохраненную в семье Лободы рукопись, а вот почему о хранившейся Липкиным узнали гораздо позже — не сказал.
Допустим, так обрадовался второй рукописи, что не стал обращать внимание на странные обстоятельства. Так ведь не только он. Еще и все авторы публикаций о гроссмановском романе в 1990-е годы. Как будто сговорились.
Не менее странно выглядит и то, что Липкин выбрал редакцию «Октября» для встречи. Он ведь не имел отношения к журнальной публикации романа.
Кстати, редакция издательства «Книжная палата» — не так уж далеко. Удобнее бы там передать «три папки», чтобы не переносить их туда из «Октября».
Судя по мемуарам, Кабанов и выбор места встречи не счел странным, хотя знал, что Липкин не имел отношения к журнальной публикации. Бывший главред «Книжной палаты» вообще не комментировал решение хранителя рукописи.
Предположим, не счел липкинский выбор заслуживающим комментария. Тем не менее обе загадки остались неразгаданными.
Есть и третья. Липкин опубликовал статью за границей, когда вполне мог поместить ее в любой московской газете или журнале. Почему — объяснений нет до сих пор.
Обратимся к мемуарам Липкина. Точнее к послесловию, где речь шла о событиях уже 1980-х годов.
Послесловие, как выше отмечалось, опубликовано впервые парижской газетой 5 мая 1989 года — в качестве статьи Липкина. Тематика, соответственно, обозначена заголовком: «Рукописи не горят. Как был спасен роман Василия Гроссмана „Жизнь и судьба“».
Рассказы Липкина о «спасении» рукописи и первом заграничном книжном издании мы уже анализировали. Мемуариста, по его словам, несколько огорчили «пропуски», обусловленные техническими погрешностями копирования. Далее он перешел к истории советской журнальной публикации: «Редактор журнала „Октябрь“ А. А. Ананьев, ознакомившись с романом, увидел, что книга эта великая. С необычайной смелостью, я бы сказал, с литературной дерзостью он решил напечатать „Жизнь и судьбу“ в своем журнале. Благодаря А. А. Ананьеву книга Гроссмана стала национальным достоянием советских читателей».