Более того, указание правообладателя еще и в принципе неуместно. Даже если договор и был бы заключен, сообщать о таком в эмигрантской прессе — значит провоцировать карательные меры по отношению к родственникам Гроссмана.
Получилось, что редакция журнала «Грани» не только ложные сведения распространяла, но еще и провоцировала карательные меры по отношению к советским гражданам. Эти обстоятельства не могли не привлечь внимание эмигрантских критиков.
Равным образом, не могло не привлечь внимание критиков то, что акция была не только срочной и провокативной. Еще и комплексной. В ноябрьском номере журнал «Посев» опубликовал фрагмент гроссмановской повести[104].
Зачем понадобилась — нетрудно было догадаться. В два приема: по аналогии.
Сначала угадывался modus operandi. Даже те, кто не помнили или вовсе не знали о четырнадцатилетней давности скандале в связи с Дудинцевым, вряд ли забыли другие, аналогичные и тогда совсем недавние. Это посевовские же публикации Гинзбург, Войновича, Твардовского, Некрасова и Шаламова. Серия ударов, ассоциировавшаяся с заменой новомирского главреда.
Прагматику серии ударов и обозначило — достаточно четко — отстранение Твардовского от должности. А коль скоро строптивый главред отстранен, легко угадывался объект новой атаки, уже не относящейся к «Новому миру». Торопливость редакции журнала «Грани» можно было объяснить только стремлением успеть с гроссмановской публикацией к солженицынскому триумфу. Присуждению Нобелевской премии.
Литературная репутация Солженицына устойчиво ассоциировалась с пресловутой «лагерной темой». Причина, разумеется, не только в дебютной повести, вскоре принесшей автору мировую известность.
К 1970 году за границей опубликована еще одна солженицынская повесть, тоже связанная с «лагерной темой». И — практически одновременно — роман той же тематики[105].
Иностранные читатели полагали, что Солженицын первым из советских писателей открыл «лагерную тему». Но в ноябре 1970 года выяснилось: к ней обращался и Гроссман. Причем раньше, нежели будущий нобелевский лауреат.
Легко угадывалась также причина, обусловившая наличие провокативной компоненты в срочной и комплексной акции. Указанием правообладателя блокировались инициативы других издателей, если б кто пожелал опубликовать гроссмановскую повесть, которую издательство «Посев» не планировало распространять — после того, как был оспорен солженицынский приоритет в области «лагерной темы».
Обсуждение прагматики срочной, провокативной и комплексной акции было заведомо невозможно в эмигрантской периодике. Это непременно подразумевало бы инвективы в адрес издателя. Скажем, коллаборацию с КГБ. Дерзнувшие хотя б намеком обозначить подобного рода обвинения многим рисковали. Никаких доказательств нет, лишь подозрения, значит, ближайшая перспектива — судебное преследование, а в итоге потеря работы и т. д.