– Не делай так, – спокойно и ровно, но этому голосу нельзя не подчиниться.
– Прости, – Раймон опускает голову, не зная, что ещё сказать. Не зная, что нашло на него и как исправить ошибку. Раньше со Свеа было легко. Теперь с ней неимоверно трудно, потому что стыдно и больно. И всё же каждый раз, когда он приезжает в Гленаргост, что-то неумолимо тянет его в этот дом. Заглянуть в эти глаза. Коснуться бархата кожи. Отвести взгляд, не смея просить о большем.
– Что теперь? – спрашивает Свеа, чуть отталкивая его от себя, и Раймон с тоской смотрит на соседнее кресло – пустое и холодное.
«Не знаю…» – хочет сказать он, но вдруг понимает, что не эти слова нужны сейчас Свеа.
Он молча подхватывает вампиршу за плечи и, вздёрнув, ставит на ноги.
– Пошли.
– Куда? – во взгляде Свеа лёгкое удивление, но именно это, наконец-то, делает её живой.
Раймону всё равно куда. Аккуратно убирая в сторону плед, он тащит Свеа к выходу.
В парке идёт дождь. Слабый и тихий, будто плачет небо. Они идут по аллеям, неуловимо похожим на Свеа – таким же состарившимся без срока, убранным золотом, но всё равно одиноким. Останавливаются у каких-то беседок. Кормят уток обнаружившимися в кармане Раймона старыми галетами. И там, у пруда, Раймон не выдерживает молчание, хоть оно и приятней в стократ всех чужих голосов.
– Говорят, Данаг на свободе, – соломинка, за которую наместник цепляется, чтобы услышать прежний бархатистый голос, от которого по спине пробежали мурашки.
– И ищет союзников, чтобы свергнуть Императора.
Раймон внимательно смотрит на подругу, ожидая, что та усмехнётся собственной шутке, но Свеа молчит.
Раймон берёт её под локти и чуть поворачивает к себе.
– Свеа… Посмотри на меня.
Свеа вскидывает голову и в самом деле смотрит – открыто и устало.
– Не впутывайся в это. Пожалуйста.
– Почему? – Свеа усмехается. – Потому что тебе придётся меня арестовать?
Слова причиняют боль, но эта боль раскалённой иглой пронзает тьму, залёгшую внутри, будто вспарывая нарыв.
Раймон сжимает пальцы сильнее и со свистом выдыхает, но Свеа просто смотрит ему в глаза, и рана затягивается сама собой.
Раймон облизывает губы и снова повторяет:
– Прости.
Будто её, Свеа, он отправил в кандалы, а не чужую и незнакомую ему Ламию.
Свеа дёргает плечом и отворачивается.
– Неважно. Теперь я ему не интересна. Я не наместница и даже не командующая армией.
Раймон сжимает губы. Новый укол пронзает сердце, но снова наступает молчание, и боль затихает.
– Прости.
Свеа, наконец, усмехается.
– Ты всё время лепишь чушь, Раймон. Просишь прощения, сам не зная за что. Мы оба выбрали свой путь. Так пусть уж он останется таким, каков он есть.