— Нет, наипрославленнейший. Со стыдом и великой грустью я вынужден сообщить тебе, что никаких известий от них пока не поступало.
— Стало быть, нельзя ожидать и скорого прибытия драконьей плоти или крови, так? — Герцог и сам прекрасно знал ответ, но пожелал принудить Эллика его озвучить.
Голова канцлера опустилась почти до самого пола.
— О, блистательный, к своему стыду и смятению, должен признать, что до нас пока что не дошло известий о поставках подобного рода.
Герцог какое-то время обдумывал сложившееся положение вещей. Ему было слишком тяжело держать веки полностью открытыми, да и громкая, отчетливая речь требовала невероятных усилий. Многочисленные золотые кольца, обильно украшенные драгоценными камнями, едва держались на его костлявых пальцах, и руки его с трудом могли подняться под их тяжестью. Роскошная мантия не скрывала чрезмерную худобу властителя Калсиды. Он чахнул с каждым днем, он умирал, а все вокруг смотрели на него в ожидании. Он должен был подобающим образом ответить Эллику, ни в коем случае нельзя демонстрировать придворным слабость.
— Так сделай что-нибудь, чтобы изменить положение к лучшему, — тихо произнес он. — Разошли гонцов ко всем возможным торговым партнерам, о которых нам известно. Отправь им особые дары, побуди их быть беспощадными. — Он не без труда вскинул голову и повысил голос: — Полагаю, Эллик, не стоит лишний раз напоминать, что если я умру, то и тебя похоронят вместе со мной?
Его слова должны были прозвучать грозно, заполнить весь зал, но вместо этого он услышал лишь то, что услышали его слуги — раздраженный вскрик старого, умирающего человека. Недопустимо, чтобы такой властитель, как он, не имел престолонаследника! Герцог сейчас вовсе не должен был говорить сам, пусть бы его преемник и законный представитель кричал на придворных, принуждая их к немедленному повиновению. Вместо этого ему приходится чуть ли не шептать угрозы, шипеть, словно старая беззубая змея.
Как же до этого дошло? А ведь у него были сыновья — и много, даже слишком много. Некоторые оказались настолько честолюбивыми, что попытались свергнуть отца. Кого-то он отправил на войну, кого-то в пыточные застенки — за непочтительность. Нескольких благоразумно отравил. Эх, если бы он знал, что болезнь унесет не только выбранного им наследника, но и последних троих сыновей, то, возможно, сохранил бы еще кого-нибудь про запас… Но кто же думал, что все так обернется?!
И теперь он остался лишь с одной-единственной никчемной дочерью: тридцатилетней, бездетной, обладающей мужскими повадками и таким же складом ума. Трижды вдова, не способная дать ребенку жизнь. Женщина, читающая книги и сочиняющая стихи. Абсолютно бесполезная для него и, пожалуй, даже опасная ведьма. А в его собственном теле больше не осталось силы, чтобы сделать ребенка какой-нибудь женщине.