Лысый гость почти что дружелюбно оскалился, продемонстрировав оперативникам длиннющий и узкий красный язык, а после неуловимым движением, которого никак невозможно было ожидать от эдакой версты коломенской, буквально втек в задание, словно какой-то кисель. Мало того – каким-то невероятным образом его длинные узловатые пальцы мигом сомкнулись на плече Мезенцевой, дернув ее вперед, к себе, туда, где щерился искривленный рот, битком набитый зубами-иголками.
Девушка вскрикнула, то ли от неожиданности, то ли от боли, после выдернула из-под куртки руку, в которой блеснул сталью пистолет и несколько раз выстрелила нелюди в живот. Но, как и подозревал Николай, пули этой пакости ни малейшего вреда не причинили. Разве что только зашипела она недовольно, как масло на горячей сковороде, да приложила Мезенцеву головой о стену с такой силой, что та снопиком на пол повалилась, одновременно лишившись и сознания, и брякнувшего о камни пистолета.
Николай, уже выхвативший нож, было собрался лихо прыгнуть противнику на спину и попробовать перерезать ему глотку, но не успел, поскольку секундой позже оказался с тварью лицом к лицу, если, конечно, можно данную ситуацию так охарактеризовать. Просто нелюдь была куда выше, чем оперативник.
Впрочем, классическое «глаза в глаза, грудь в грудь» все же последовало, поскольку противник тут же неестественно наклонился и его зубы лязгнули у самого носа Николая, заставив того отскочить назад. Но уже в следующий миг оперативник попытался достать врага ножом, правда, безуспешно, поскольку гибкая дрянь уклонилась от удара, да еще и отскочила в сторону, словно заманивая Нифонтова подальше от мерцающего пламенем костерка, в мрак давным-давно заброшенных цехов.
На подобные вещи Николай давно не покупался, прекрасно понимая, что ему темнота не союзница, что там, в глубине «заброшки», он станет куда более уязвим. Опять же – за его спиной на полу валялась оглушенная напарница, которую в одиночестве оставлять нельзя ни в коем случае. Вдруг этот лысый переросток не одинокий охотник? Вдруг их двое?
Потому не стал оперативник мудрить, подцепил из костра полупрогоревшую доску, на которой бились языки огня и швырнул ее во врага. Пал Палыч с первых дней вбивал ему в голову, что никто из ночной публики живого пламени не любит. Страшит оно их, так уж повелось с начала времен. Даже если вреда нанести не может, то все равно пугает. Вурдалаки, которые почти неуязвимы, и те его не любят.
А вот дальше случилось непонятное. Бросок оказался удачным, Николай попал противнику прямо в грудь, но вот только тот не зашипел, не заорал, не оскалился, только знай себе дальше махал длиннющими руками, демонстративно вызывая оперативника на честный бой. Почему так получилось? Да потому что головня пролетела сквозь него и ударилась о стену, осыпав пол сотней ярких искр.