Я сбросила звонок, но телефон зазвонил снова. Журналист оказался редкостно упорным. Дантес с недоумением смотрел на меня своими шоколадными глазами, и в конце концов я решила все же ответить и словами через рот послать Гену в пешее эротическое путешествие, раз уж по-другому никак.
— Чего тебе… — резко начала я, но он перебил:
— Зайди в Инсту Насти! Срочно! — и отключился сам, прежде чем я успела ответить.
— Что-то случилось? — Дантес немного побледнел.
— Похоже на то, — неуверенно ответила я. — Не возражаешь, если я один сайт открою?
— Хоть два, какие могут быть возражения? — но смотрел все так же вопросительно.
Я зашла в Инсту Солнышка. На сей раз на странице красовалось видео и надписью: “Ее последние мгновения”.
Я нажала на него, но сначала даже не поняла, что там происходит. В полутьме на полу извивалось что-то светлое, раздавались истошные женские крики, картинка плясала, словно у оператора дрожали руки. Затем крики стали четче: “Спасите””” Неееет”.
Дантес вскочил и теперь стоял у меня за плечом, глядя на экран. Он сильно побледнел, и, кажется, хотел что-то спросить, но губы не слушались. Взяв себя в руки, я немного прокрутила страницу вниз, и увидела три фотографии.
На одной Настя в желтом плаще как-то боком лежала на дощатом полу, ее руки, похоже, были связаны за спиной. На другом фото на том же месте лежал уже большой холщовый мешок. А на третьем на том же мешке, словно на прилавке, были разложены украшения. Зеленые малахитовые бусы, до боли похожие на те, что пропали из моего дома вместе со шкатулкой Олеси. Колечко с бирюзой, которое она часто надевала на телевидение. А вот длинное ожерелье из переливающегося зеленоватого чешского стекла в три ряда я не узнала — возможно, оно принадлежало самой Насте.
Дыхание над моим ухом становилось все более хриплым. Я выронила смартфон на стол и обернулась — похоже, Дантесу было совсем нехорошо. Губы посинели, он весь дрожал, и опирался на мой стул так, что казалось, вот-вот упадет. Вскочив на ноги, я обхватила его за плечи и, чуть не уронив, усадила на свое место, мельком подумав — хорошо, что он пошел в преподаватели словесности, а не, к примеру, в полицию или там в пожарную команду. С такой чувствительностью лучше от криминала подальше.
— С… спа… сибо, — выдавил он, когда я уже испугалась, что надо звонить в “Скорую”. — Не сердитесь, как-то мне… нехорошо стало. Она там в мешке… убитая?
Его все еще била мелкая дрожь, но губы уже вернули свой естественный цвет.
— Не знаю. Наверное, — мне тоже стало холодно. На так и недоеденное мороженое было больно даже смотреть.