Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века (Осповат) - страница 121

Отвергая буквальное понимание «нищеты», Феофан провозглашал: «Богатство в числе Божиих благословений полагается <…> Нищета же духовная не ино что есть, точию познание и исповедание духовныя нашея пред Богом скудости» (Прокопович 1722, 6, 7). Внушая своему адресату это благочестивое чувство, Кантемир языком евангельских заповедей предостерегал его от неподобающей чиновнику излишней алчности, свойственной тем, кто, по словам Феофана, «понеже богатство и честь отринути им трудно, того ради очаявшеся вечных благ, вдают себе в безстрашие и безбожие». Отождествление безбожия с корыстолюбием развивается в переложенной Феофаном эпиграмме Марциала (IV, 21):

Говорит, что бога нет, Селий богомерзский,
и небо пустым местом зовет злодей дерзкий,
А тем утверждается в догмате нечистом,
что хорошо розжился, как стал афеистом.
(Прокопович 1961, 224)

Этот вольный перевод следовал распространенным – хотя, с современной точки зрения, небесспорным – толкованиям латинского текста, очерченным в специальной работе А. И. Доватура: вслед за ранними комментаторами и перелагателями Марциала Феофан видит в эпиграмме сатирическое обличение нечестия Селия и увязывает отрицание богов с преступной наживой, добавляя отсутствующие в подлиннике «порочащие эпитеты» (Доватур 1986, 15–17). Филологическая экзегеза приводила римскую эпиграмму в соответствие с общепринятыми идеями о дисциплинирующей роли веры в общественной практике. Феофан и в этом случае прибегает к «христианизации античности»: множественных богов («deos») он заменяет единым «богом» и таким образом соотносит перевод из Марциала с богословским вопросом о богатстве. В русском политическом богословии XVIII в., пути которого были определены Феофаном, этот вопрос и позднее толковался в его духе. Придворный проповедник Елизаветы Петровны Гедеон Криновский говорил в особом «Слове о том, что никакие звания не препятствуют ко спасению, толькоб по надлежащему управляемы были»:

Могут заслужить в своем звании спасение вечное у Бога и судии для разсмотрения правды учиненные; толькоб заступали сирых, защищали обидимых, уши имели отверсты всегда ко всякому просителю. <…> Текст о неудобном богатых в царствие небесное вшествии [Мф. 19:23–24] не запрещает, например, Куплю законно и праведно производить, но к богатству не велит только (как и Пророк негде поет) прилагать сердца: Не прилагать же сердца к Богатству, есть то имея его, аки бы не иметь: и есть ли, благодарить Бога; нет ли, також благодарить его (Гедеон 1756, 312–313).

Эти выводы, напоминающие о наставлениях оды «О надежде на бога», живо волновали современников. Пометы одного из них, ограничивающиеся только этим «Словом», сохранились на экземпляре собрания речей Гедеона в РГБ (инв. № MK III – 2255). По поводу приведенного отрывка читатель замечал: «<…> и богатым в царство Н[ебесное] внити удобно с нижеписанными кондициями».