Танна поморщилась. Она спросила о журналистах, но Кэррик сказал ей, чтобы она не беспокоилась об этом, и она не беспокоилась. В тот момент она пыталась построить новую жизнь, найти новую норму.
– Может, когда‑нибудь ты позволишь мне объяснить.
Лицо Леви напоминало Берингово море в разгар зимы.
Танна кивнула и вытерла влажные руки о бедра.
– Ну, мне очень жаль. Жаль, что я ничего не могу сделать, чтобы загладить свою вину.
Леви пристально смотрел на нее, и Танна почти что видела, как напряженно работают его серые клеточки. Он что‑то задумал, и Танна посмотрела на дверь в соседнюю комнату – ее внутренний радар велел ей уйти сейчас же. Что бы Леви ни собирался сказать, это перевернет ее жизнь с ног на голову.
– Кэррик говорит, что ты пробудешь в городе шесть недель…
– Плюс‑минус, – подтвердила Танна, гадая, к чему он клонит.
Улыбка Леви была полна сарказма.
– Говоришь, хочешь загладить вину?
Да, она готова сделать что угодно ради этого.
– Что ты имеешь в виду?
Леви снова взял кружку с кофе.
– Мне больно это признавать, но стало совершенно очевидно, что мне нужна помощь. Я могу ходить, но это ужасно больно…
– Так и должно быть, если ты сломал коленную чашечку.
– С гипсом я справляюсь. Это раздражает, но с этим можно жить. Но я не могу много ходить, потому что пользоваться костылями чертовски больно. Так что было бы неплохо иметь золотую рыбку на посылках. Кого‑то в моем полном распоряжении. Кого‑то, кому я могу приказывать, – Леви осклабился, – потому что он мне должен.
Вот дерьмо. Во что она вляпалась…
Черт побери, она в долгу перед ним.
Танна должна ему за то, что отказалась от их помолвки, сбежала со свадьбы, перечеркнув все их планы. Не важно, сколько часов он провел у ее постели, обнимая ее, пока она плакала от боли и разочарования. Это был его выбор, и он жил им.
Но это был ее выбор – согласиться на его предложение, на свадьбу, сказать «да», хотя на самом деле она имела в виду «нет». Недели и месяцы после ее побега были адом. Ему постоянно приходилось иметь дело с фальшивым сочувствием людей, больше озабоченных сплетнями, чем его состоянием. Он ненавидел прессу за то, что она сделала его, скрытного интроверта, забавой для публики. Танна в долгу перед ним за бессонные ночи, которые он провел, сомневаясь в собственных суждениях, за то, что заставила его думать, что просить ее руки было не самым умным решением. За месяцы и годы переживаний.
Она. Ему. Должна.
И да, при этом он действительно все еще хочет переспать с ней. Даже больше, чем раньше. Десять лет превратили ее из стеснительной девушки в уверенную в себе женщину, и он не чувствует необходимости сдерживать свои реакции, выбирать слова. Танна может дать столько же, сколько получила. И она потрясающая, а он ранен, а не мертв. Леви провел рукой по лицу, чувствуя пульсирующую боль в плече, ноге и – да, в члене. В прошлом он никогда не позволял их физическому взаимодействию выходить за рамки пары легких поцелуев. Дело не в том, что он не желал ее. Ему было двадцать четыре, и он был вибрирующим гормоном, а она была красивой, поразительной девушкой.