Падма остановилась, и ее темные глаза пригвоздили Танну к месту.
– Возможно. Но ты не ответила на мой вопрос. Как все это поможет Эдди?
– Никак. Она мертва.
– Так почему же ты жертвуешь собой, жертвуешь своим счастьем ради покойника? Она ожидает от тебя именно этого?
Танна поболтала вино в бокале.
– Ее мама была так зла, Падма. Я была так зла, что выжила, а Эдди – нет. Для нее это был просто еще один пример того, как богатые получают все, что хотят, а бедным опять не везет.
Падма поморщилась.
– Эта женщина потеряла своего единственного ребенка, Тан. Но это ее восприятие, а не твое. Ты не можешь отказать себе в счастье из‑за смерти Эдди. На самом деле многие люди сказали бы, что ты должна почтить ее память, живя как можно лучше. Ты уже отдала свой долг. – Падма взяла ладони Танны в свои и сжала. – Никто тебя не простит, Танна. Никто не скажет, что это нормально, что ты можешь быть счастливой. Никто не даст разрешения влюбляться, выходить замуж, рожать детей. Никто не собирается спасать тебя от самой себя, бороться с твоими демонами, вытаскивать тебя из самобичевания. Ты должна сама простить себя. Признать, что решение не садиться выпившей за руль было единственно верным тогда. Отказывая себе в счастье, ты просто наказываешь себя.
Танна не знала, что сказать, как переварить услышанное. Падма не отпускала ее руки.
– Ты хочешь остаться в Лондоне?
– Нет.
– Ты все еще хочешь работать в неотложке?
– Нет, я хочу работать в «Мерфи», но это чертовски легкомысленно, Пэд.
Падма раздраженно вздохнула.
– Пикассо говорил, что цель искусства – смыть с наших душ повседневную пыль жизни.
Танна удивленно приподняла брови:
– Ты так говоришь, будто знала его.
– Я встречалась с ним пару раз в начале семидесятых. Он был стар, а я молода. Он считал меня красивой, и я была красивой… Во всяком случае, я не позволю тебе отвлекать меня рассказами о моей безумной юности. Искусство очень важно, Танна. Понимание красоты, создание красоты – вот что делает нас людьми. Это заставляет нас заглянуть внутрь себя, увидеть мир с разных точек зрения, задуматься глубже. Разве можно это не любить, дорогая?
Танна покачала головой:
– Я не хочу снова становиться избалованной принцессой.
Падма улыбнулась:
– Дорогая, в девятнадцать лет ты была принцессой. Почти в тридцать ты уже королева. Ты сражалась в битвах, ходила на войну, жила, смеялась и плакала.
Падма убрала локон со лба Танны.
– Малышка, ты больше, чем просто королева, ты королева воинов! А теперь расправь свою корону и будь счастлива, ради бога!
Танна действительно хотела этого, но отвыкла принимать свои желания.