Фотограф и его команда громко запротестовали, но Адам не стал никого слушать.
– Вы достаточно поработали, у вас много материала, – твердо сказал он.
Затем взял Ани на руки и унес ее.
– Вот, выпей. – Адам протянул Ани бокал, который она взяла трясущимися руками. Она сидела на балконе в его номере. Вдали виднелся силуэт Эйфелевой башни.
– Что это?
– Розовое вино с соком папайи. Вина совсем немного, но оно поможет тебе расслабиться. – Он указал на полупустую бутылку воды на плетеном столике. – Простая вода, похоже, не помогает.
– Я в порядке, честное слово. По правде говоря, мне немного стыдно. Моя реакция была неадекватной.
– Но ты все еще дрожишь.
– Это остаточная реакция. Сейчас все пройдет.
– Уверена, что не нужно пригласить врача?
– Боже мой, нет, конечно. – Тем не менее ей было приятно, что Адам за нее переживает. – Умом я понимаю, что моего анонимного фаната в Париже нет. Но нервы мои не выдержали.
– Это естественно. Тебя никто не обвиняет.
– Охотник за автографом застал меня врасплох. Я не ожидала, что кто‑то подойдет так близко.
– Он и не должен был, – процедил сквозь зубы Адам. – Эйприл ужасно переживает за свой промах.
– Я знаю. Помимо личных извинений она бомбардирует меня эсэмэсками, справляется о моем самочувствии.
Неожиданно Ани пришла в голову тревожная мысль.
– Ты же не накажешь Эйприл?
– Нет. Это было бы лицемерием с моей стороны.
Его слова несказанно удивили Ани.
– Ты о чем?
Он сел напротив Ани, так близко к ней, что их колени почти соприкасались.
– Не только Эйприл должна извиняться. Это прежде всего моя вина. Я же босс.
Она взяла его руки в свои.
– Это фанат виноват, и я – за свою реакцию.
– Ты не виновата. Это я снова совершил ошибку, которую поклялся больше не совершать.
– Какую ошибку?
Он только покачал головой:
– Не важно, какую.
Ани хотела получить ответы. Но не стала настаивать. Судя по выражению его лица, он не готов откровенничать с ней. Он поделится, если и когда будет готов. Ей оставалось только надеяться, что это произойдет.
Он погладил ее запястье.
– Ани, тебе не нужно этого делать.
Она вопросительно выгнула бровь.
– Не делать чего?
– Тебе не нужно притворяться, что ты не борешься.
Ани глубоко вздохнула.
– Ты прав. Мне хочется иметь рядом человека, на которого я могла бы опереться в подобной ситуации. Кого‑то типа моей мамы.
Ани сама не ожидала от себя такого признания.
– Я мог бы предложить себя, но понимаю, что я не родитель, которому можно поплакаться в жилетку.
У Ани защипало глаза от навернувшихся слез. И дня не проходило, чтобы она не вспоминала маму и опустошение, оставшееся после ее ухода. А с момента приезда в Европу она испытывала такую боль, снять которую могла бы только мама. Она быстро вытерла глаза, не дав слезам пролиться.