На экране телефона засветилась эсэмэска:
«Спускаюсь на обед. Присоединяйся, когда будешь готова».
Господи, она так задумалась, что время пролетело незаметно. Ани соскочила с кровати и взглянула на себя в зеркало: растрепанные волосы, помятая одежда.
Надо немедленно привести себя в порядок.
Она помчалась в ванную, приняла душ и переоделась.
Через четверть часа она спустилась вниз и вышла в патио. На ней были легкое летнее платье в цветочек и мягкие кожаные босоножки на невысоком каблучке. Рыжие локоны обрамляли нежный овал лица, матовая кожа светилась, а большие карие глаза в обрамлении длинных темных ресниц искрились радостью.
– Извини, что заставила ждать.
Адам с восхищением уставился на ее изящную фигурку.
– Ожидание стоило того, – пробормотал он, вставая, чтобы подвинуть ей стул.
Ани надеялась, что он не заметил, как румянец залил ее щеки от такого комплимента.
Вечер был приятно теплым. Легкий бриз освежал. Маячившая вдалеке береговая линия казалась шедевром величественной и искусной пейзажной живописи.
– Здесь потрясающе красиво, Адам.
– Да уж, не сравнить с армейскими казармами.
Ани хихикнула.
– Ответь мне, ты, случайно, не в лотерею выиграл? Вряд ли армейского жалованья хватило бы на покупку такой виллы.
– Ну, не совсем так, хотя инвестирование в различные проекты сродни лотерее. Я оказался удачливым инвестором. Потом вложил средства в создание охранного агентства «Стил секьюрити» и снова оказался в барышах. Вот как‑то так. – Адам сказал все это без всякого пафоса.
Он явно обладал деловой хваткой и чутьем на выгодные вложения.
Ани распирало любопытство.
– Если не возражаешь, у меня еще вопрос. Зачем тебе агентство? – Она показала жестом на виллу. – Ты вполне можешь почивать на лаврах.
– Мне нужно заниматься делом. К лаврам я пока не готов.
Неужели он все еще пытается самоутвердиться? Или кому‑то что‑то доказать?
– Ты пошел в армию, чтобы стать самостоятельным? – осторожно спросила она, понимая, что задает слишком личный вопрос.
– Ани, мне просто некуда было идти. В тот день, когда мне исполнилось восемнадцать, мой дядя сказал, что его опека надо мной закончена.
И снова спокойная констатация факта, без всяких эмоций.
– Ты не испытывал горечи или сожалений?
– Они много лет кормили, поили, одевали, воспитывали меня, как могли. Я вырос в гораздо лучших условиях, чем большинство сирот.
Это правда. Но дядя и тетя не любили его. У Ани чесались руки обнять его и утешить. Все эти годы она была по‑девичьи влюблена в него, но не подозревала всей глубины его одиночества и неприкаянности, пока он жил в доме дяди.