Роза перестала умываться, посмотрела несколько секунд в глаза Саши и лизнула ту в нос.
— Протрёшь до дырок! — возмутилась Саша. — Ну всё, мне нужно немного так посидеть, извини!
Роза мурлыкнула, потёрлась о подбородок человека и, спрыгнув на пол, направилась прочь из кухни, держа хвост трубой.
Саша откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Вчера, в ванной, так и не рискнула вспомнить. Побоялась, что Коля услышит, или увидит — или всё вместе. Когда воспоминания настолько яркие, их увидит даже непосвящённый.
* * *
…Когда Саша пришла в себя — поняла, что она в гостиничном номере. Что они обе там — зрение ещё не действовало, но она узнала запах волос матери — в детстве он был лучшим успокоительным. Мама всегда приходила, если снились дурные сны, если что-то пугало маленькую Александру. А пугало многое — у посвящённых и детство непростое, и вся жизнь потом.
Саша помотала головой. И зрение вернулось в норму, и прочее. Они в небольшом номере, Саша сидит на стуле — старомодном, большом, массивном, с удобными подлокотниками. Саша повернула голову направо — и увидела своё отражение. Справа от неё платяной шкаф, а на нём ростовое зеркало. Не тёмное, не живое… просто зеркало.
Саша повернула голову в сторону двери и увидела мать. Та сидела на ровно таком же стуле, напротив, в двух шагах. И спокойное, жутко спокойное выражение лица.
— Зеркало слушается только меня, — пояснила Чернова-старшая. — Прошу тебя, не делай глупостей.
Саша вновь посмотрела в зеркало и усмехнулась. Даже если повезёт, даже если зеркало раскроется по её приказу, что вряд ли, она просто не успеет. Реакция у матери фантастическая, и скорость — тоже. Саше с ней не тягаться, даром что мать почти втрое старше; даром что от зеркала мать втрое дальше.
— Ты носишь его ребёнка? — поинтересовалась Чернова-старшая, и Саша посмотрела в её глаза.
— Ты и сама чувствуешь, — ответила Саша с явным оттенком презрения. — Нет.
— Хорошо. — Чернова-старшая поднялась на ноги. — Тогда это будет не так больно.
Саша попробовала подняться на ноги, и поняла, что не в состоянии оторвать руки от подлокотника, а ступни — от пола. Словно скована по рукам и ногам, только оков не видно. Саша усмехнулась.
— Зачем путы, мама? Ты теперь инквизитор?
— Ты и сама чувствуешь, — ответила Чернова-старшая в тон дочери. — Нет.
— Тогда зачем?
— Если ты пообещаешь, что не натворишь глупостей, не попытаешься уйти — я сниму путы. Обещаешь?
— Нет, — спокойно ответила Саша, не отводя взгляда от глаз матери. — Зачем ты стёрла ему память?
— Саша, как звучит третье правило? — Мать словно не услышала вопроса. Вот эта её манера кого угодно достанет!