— Персефона?
Тишина.
После короткого внутреннего обсуждения я открываю дверь. Возникает малейшее сопротивление, и я толкаю сильнее, заставляя что-то разбиться с другой стороны. С глубоким вздохом я вхожу в комнату. Мне достаточно одного взгляда по комнате — увидеть опрокинутый столик и пропавшее одеяло, — чтобы прийти к выводу, что она пряталась в ванной всю ночь.
Конечно, она понимала.
Она в большом, плохом доме Аида, поэтому она просто предполагает, что ей каким-то образом причинят вред, пока она беззащитна во сне. Она забаррикадировалась внутри. Это заставляет меня хотеть что-нибудь бросить, но я не позволял себе такой потери контроля с тех пор, как едва вышел из подросткового возраста.
Я ставлю кружку с кофе и беру приставной столик, улучив момент, чтобы поставить его на место. Удовлетворенный размещением, я подхожу к двери ванной и стучу.
Шарканье с другой стороны. Затем ее голос, такой близкий, что ей приходится прижиматься к двери.
— Ты часто вламываетесь в чужие комнаты без разрешения?
— Мне нужно разрешение, чтобы войти в комнату в моем собственном доме? — Я не знаю,
почему я ввязываюсь в это. Я должен просто открыть дверь, вытащить ее и отправить восвояси.
— Возможно, вам следует попросить людей подписать отказ от прав, прежде чем переступать
порог, если вы считаете, что домовладение работает именно так.
Она такая странная. Так… неожиданно. Я хмуро смотрю на побеленное дерево.
— Я подумаю об этом.
— Проследи, что так и сделал. Ты разбудили меня довольно резко.
Она звучит так чертовски чопорно, что мне хочется сорвать эту дверь с петель, просто чтобы хорошенько рассмотреть выражение ее лица прямо сейчас.
— Ты спал в ванне. Вряд ли это рецепт хорошего ночного отдыха.
— У тебя очень узкое мировоззрение.
Я свирепо смотрю на нее, хотя она никак не может этого видеть.
— Открой дверь, Персефона. Я устал от этого разговора.
— Похоже, с тобой это часто случается.
Если ты находишь меня такой утомительной, тебе не следует ломиться в мою дверь в безбрежные утренние часы.
— Персефона. Дверь. Сейчас же.
— О, если ты настаиваешь.
Я отступаю на щелчок замка, и вот она уже там, стоит в дверях и выглядит восхитительно помятой. Ее светлые волосы в беспорядке, на щеке осталась складка от подушки, и она завернулась в одеяло, как в доспехи. Очень пушистый, очень неэффективный доспех, который требует, чтобы она вошла в комнату крошечными шажками, чтобы не упасть лицом вниз.
Нелепое желание рассмеяться поднимается, но я подавляю его. Любая реакция только раззадорит ее, а эта женщина уже заставляет меня отступать на пятках. Разберись с ней. Либо используй ее, либо избавься. Это все, что имеет значение. Я машу кружкой.