И в эту секунду Мэри увидела меня. И так дико завизжала от ужаса, что Мэтт отпрянул, и тут он тоже меня заметил. На минуту все мы оцепенели, потом Мэри надрывно зарыдала. Страх ее был так велик, что передался и мне, и я дала стрекача – скатилась вниз по косогору, обогнула пруд, – никогда в жизни мне не приходилось так быстро бегать, сердце колотилось в испуге. Мэтт догнал меня на полпути к насыпи.
– Кейт! Кейт, стой! – Он схватил меня поперек живота. Я вырывалась, брыкалась, метя ему в ноги. – Тише, Кейт! Чего ты так испугалась? Нечего бояться! Кейт, хватит!
– Хочу домой!
– Сейчас пойдем, через минутку. Вместе и пойдем. Но сначала вернемся к Мэри.
– Не хочу я к ней возвращаться, она противная! Надо же так визжать – просто гадость!
– Она расстроена, только и всего. Ты ее напугала. Идем же.
Мэри стояла на прежнем месте, обхватив себя руками, и ее била дрожь, в такую-то жару. Мэтт подвел меня к ней, но сам не знал, что сказать. Первой заговорила Мэри:
– Она разболтает. – Она была белая как мел. Белая, как рыбье брюхо, и вся дрожала, плакала, шмыгала носом.
– Нет, не разболтает. Ты же не расскажешь никому, Кейт?
Я уже оправилась от испуга, его сменил гнев. Так вот где он пропадал? Неужели здесь? В наши драгоценные воскресные дни?
Я переспросила:
– А о чем не рассказывать?
– Ох, Мэтт! Она же расскажет! Расскажет! – И опять слезы.
Мэтт повернулся к ней, потом ко мне:
– Кейт, ты должна дать слово. Обещай не рассказывать, что нас здесь видела.
На него я не смотрела, меня занимала Мэри. Мэри Пай, на которую Мэтт меня променял, хоть до прудов ей нет дела, с одного взгляда на нее видно.
– Кейт! Обещай мне!
– Обещаю на тебя не ябедничать, – выдавила я нехотя, повернувшись к нему. Но Мэтта не проведешь.
– И на Мэри. Дай слово не говорить, что видела ее, неважно с кем. Дай честное слово.
Молчание сгущалось.
Мэтт тихо сказал:
– Дай честное слово, Кейт. Поклянись всеми нашими вылазками на пруды. Поклянись жизнью всех созданий, что здесь обитают.
Он не оставил мне выбора. Я пробормотала угрюмо, глухо: честное слово. Мэри чуть приободрилась. Мэтт обнял ее за плечи, отвел в сторону. Я смотрела на них, и губы дрожали от ревности. Мэтт долго что-то нашептывал Мэри. Наконец она кивнула и двинулась прочь по песчаному косогору к тропе, что вела на ферму ее отца.
А мы с Мэттом вместе пошли домой. Помню, как все поглядывала на него в надежде, что он улыбнется и все станет как обычно, но Мэтт меня будто не замечал. Когда мы ступили под полог леса, я отважилась наконец спросить, злится ли он на меня.
– Нет, что ты, вовсе я на тебя не злюсь, – ответил Мэтт. И улыбнулся такой горькой улыбкой, что мне стало жаль уже не себя, а его.