Она сглотнула, во рту пересохло, словно от пыли, когда он набрал в ладони воды и вылил себе на голову. Дрожь сотрясла его тело, но он повторил этот жест ещё дважды, прежде чем вытереть лицо сброшенной рубашкой. Шилхара был прекрасен — этюд гибкой грации и едва сдерживаемой силы.
Когда он поднялся, она сделала вид, что роется в пустых мешках.
— Что упаковал нам Гарн? И самое главное, есть ли вино?
Повернувшись к нему, она приняла безмятежный облик. Мартиса понадеялась, что её учитель не заметит, какое впечатление произвёл на неё, окутанный блеском воды и солнца. Её усилия были почти напрасны. Он уселся рядом с ней, так и не надев рубашку, открыв взору Мартисы каждый мускул на плечах и груди. Пятна света плясали на его лице и руках, смягчая строгие черты лица. Его волосы свисали по спине, мокрые и гладкие, как тюленья шкура.
— Мартиса? Ты не сводишь с меня глаз.
Он посмотрел сначала на неё, а потом на смятый винный бурдюк в её руке. Омертвев от страха, что он заметил, какое гипнотическое произвёл на её впечатление, она протянула ему вино и стала лихорадочно соображать, что бы сказать.
«Шрам!»
Она залюбовалась Шилхарой, почти не обратив внимания на белый воротник сморщенной кожи, обвивавший шею. Но теперь, когда его пытливый взгляд пригвоздил её к месту, то нашла готовое оправдание, каким бы грубым оно ни казалось.
Она коснулась собственного горла.
— От чего он?
Шилхара глотнул вина, а потом положил руки на расставленные колени. Винный бурдюк повис между пальцами.
— Я впечатлён. Ты продержалась несколько недель, прежде чем тебя одолело любопытство.
«Не совсем».
Ей было любопытно, но лучше уж он сочтёт её снующейнос не в своё дело, чем она признает, что не могла оторвать глаз от того, как он купался в ручье. И учитель ничуть не облегчал задачу, сидя тут перед ней с голой грудью. Мартиса отодвинулась, чтобы разобрать завёрнутые в ткань припасы. Еда была простая. Хлеб, варёные яйца, оливки и неизменные апельсины. У Шилхары скривилась верхняя губа, когда цитрус подкатился к нему.
— Мне было одиннадцать, когда я его получил. — Он провёл пальцем по морщинистому шраму. — Наказание за воровство.
Мартиса ахнула.
— Вы были совсем ребёнком!
— Я был вором, и хорошим. Большинство дней. Но голод ослабляет, замедляет. Я был недостаточно быстр, и меня поймали.
Он протянул ей вино и потянулся за яйцом. Мартиса с болью в груди наблюдала, как явственнее проступают морщинки вокруг его губ.
— Что вы украли?
Наверняка что-нибудь ценное. Кошелёк богача, зеркало тщеславной женщины, украшенное драгоценными камнями, кусок бесценного шелка из лавки неповоротливого торговца.