, зажигала свечи и пела церковную песню. Все это было волшебно, прекрасно.
Когда мы приехали домой, Ника пошла в кухню, в три часа ночи вышла к нам, сказала, что хочет прочитать стихотворение, и прочитала:
Заслоню плечом тяжесть дня
И оставлю вам соловья.
И оставлю вам только ночь,
Чем могу я еще помочь?
А хотите, я сердце отдам —
Пусть судьба моя пополам…
Луговская не могла поверить. Это было удивление: как Ника все так повернула, будто что-то щелкнуло в ее голове».
Дополню рассказ Карповой воспоминаниями Майи Никаноркиной: «Никогда не забуду: Я мелкая совсем, к нам приходит Твардовский, и меня заставляли читать стихотворение: “Рожь, рожь, дорога полевая/ Ведет неведомо куда…” Дальше не помню. И Луговской, который всегда приезжал с женой, когда поют соловьи. У нас это март-апрель. Тепло, миндаль цветет. И я помню, тогда соплюха, иду со всеми посмотреть на эту скалу. Иду и, естественно, плачу – устала. Луговской тогда написал такое стихотворение: “Девочке медведя подарили, / Он уселся, плюшевый, большой, / Чуть покрытый магазинной пылью, / Важный зверь с полночною душой”. Когда в 1957 году умер Луговской, Елена Леонидовна ежегодно приезжала на Новый год в Ялту. Это был великий праздник для нас. Нюрка маленькая, и мы с ней и Златкой – все радуемся несказанно».
Я попросил Людмилу Владимировну описать Майю Луговскую. Воспроизвожу ее словесный портрет. «Крупная, высокая, грудь стоячая, талия узкая, ноги длинные, щиколотка, как у арабской лошади, страстный рот, светлые глаза почти без ресниц; она всегда ярко красила губы. Необыкновенная женщина, с Луговским у нее брак не был зарегистрирован, его как-то оформили после его смерти».
Хочу привести слова самой Майи Луговской о Нике, которую она называла «ялтинским чудом»:
Выступаю как свидетель и очевидец. Нику Турбину я знаю с самого рождения. Сейчас ей уже восемь лет, и она учится в первом классе. Каждый год, проводя зиму в Ялте, я имею возможность наблюдать за ней. Стихи она стала сочинять, еще не зная букв, ей не было пяти, просыпалась, произносила их вслух, требуя, чтобы мама ее их записывала. В семье Ники, где чтят искусство, любят и знают поэзию, первые ее строки были встречены с опасением, удивлением и бережливостью. Поэтические медитации Ники не прекращались. Стихи рождаются непрестанно, сейчас их уже хватит на объемистый сборник.
Ника много болеет и потому часто бывает лишена детского общества. Во всем же остальном она обычный ребенок, шаловливый и добрый, любознательный и веселый. Феномен, который представляет творчество Ники Турбиной, станет еще одной загадкой для ученых. Между тем, трудно усомниться, что ее стихи – чистейшая поэзия. У Владимира Даля есть такое толкование слова поэзия: – соединение добра (любви) и истины. Думается, что это определение больше всего подходит для стихов Ники.