. Иенские романтики «и размышляли, и творили совместно». По сути, понятие «симпоэзия» собирает и обобщает многое для понимания природы авторства вообще и Никиного в частности.
Удивительно, что в Москве, кроме Бурыкина и Мирова, никто не пытался вернуть Нику на поэтический путь. Правда, эти попытки ничем не увенчались, но не по их вине. Я часто думаю, чем объяснить, что за 15 лет, если считать от даты последних стихов в «Ступеньках…», Ника написала до обидного мало? Мысль о том, что она вообще не писала, я отметаю, так же как и то, что в столице ей было не до стихов – многие известные поэты, попав в сложную ситуацию, спасались стихами и создавали шедевры. Некогда было писать (по Мининой) – не принимается, так как Ника почти не училась и вообще не работала. Так что же тогда? Я объясняю затяжное поэтическое молчание Ники лишь одним: стихи у нее ассоциировались с насилием и ломкой, которым ее подвергали в детстве. Поэтому поначалу в Москве даже мысль о стихах ей претила, хотя она уже не была подневольна. А позже, общаясь с Олегом Егоровым, а также с пишущими друзьями, сокурсниками, Ника начала писать, но изредка и посредственно, не возводя стихосложение в ранг основного занятия, ибо не связывала с ним свое будущее. Поэтому новые стихи не систематизировала и не хранила. Более того, в них у нее не было необходимости, ибо она выплескивала себя как актриса, играя единственную и неповторимую Нику Турбину.
«Не знаю, вернулась бы Ника к поэзии, – говорит Алена Галич, – но иногда она писала стихи». Это подтверждает Павел Галич: «Ника приезжала к маме, читала какие-то стихи. Я понимал, что она это делает, потому что ее к ним тянет, она живет этим».
Но был один человек, который не просто уговаривал, а заставлял Нику, даже будучи далеко от нее, писать, учиться и пробиваться, – это Людмила Владимировна Карпова. Не успела Ника вернуться из Швейцарии, как получила от бабушки письмо, в котором та убеждала внучку собрать 10–15 новых стихотворений и обязательно пойти с ними к Евтушенко (см. гл. 4, ч. II). Ника не последовала совету Карповой, которая спустя два года (уверен, что и до этого неоднократно) пыталась наставить внучку на путь истинный. Не могу не привести это напечатанное на двух страницах интереснейшее послание (как и выше, орфография автора).
Дорогая Никушка! Получила ты все, что я выслала, но почему то не позвонила. Что это? Небрежность, отсутствие элементарной вежливости, или… Ах, да бог с тобой!
Дело в том, что я хочу тебе помочь, а в силу того, что ты не еврейка, то слушать родителей не будешь… Что и приведет тебя к путям неисповедимым. Я очень тебя люблю, по сему хочу тебе помочь. Пока моя помошь – только совет. Но я надеюсь, что смогу это сделать делом. Сейчас не знаю как, но верю, что получится.