К тому моменту, когда он вынужден был признать, что сделал все возможное, Добролюб все еще был жив. Вообще-то раненый нуждался в покое и уходе, но никто ему этой возможности не предоставил. Михаил предложил было остаться с ним, а когда вопрос разрешится так или иначе, он самостоятельно вернется в Червень. Однако Горазд отказался ослаблять отряд на еще одного воина. Тем более что у двоих были серьезные рубленые раны на руках, а одному стрела насквозь пробила бедро.
Пришлось везти бедолагу в носилках, подвешенных между двумя лошадьми спокойного нрава. Романов и без того сомневался в благополучном исходе, а тут так и вовсе уверился, что часы, а то и минуты воина сочтены. Но случилось то, что случилось. Когда они достигли предместья Червеня, Добролюб все еще дышал. Хотя и выглядел хуже мертвеца.
Романов уговорил Горазда прекратить издеваться над парнем и позволить немедленно определить его на постой. Сам же поскакал вперед и нашел в городище небольшой аккуратный домишко. Проживавшая в нем девица, или все же девка, согласилась принять раненого. Только заломила безбожную цену, обосновав это упущенной выгодой. Михаил заплатил без раздумий. Чем, похоже, серьезно озадачил хозяйку.
Вообще-то можно было обосноваться и за куда меньшую плату на том же постоялом дворе, но у Романова имелись свои причины. Горазду он заявил, что Добролюбу помимо ухода нужен еще и покой, о чем на постоялом дворе не могло быть и речи. И без того чудо, что довезли…
Михаил откинул одеяло, присел рядом с Добролюбом и, ободряюще улыбнувшись, принялся снимать бинты. Открыв рану, убедился в том, что ее края выглядят вполне нормально. Сукровица из дренажа сочится чистая и прозрачная как слеза. Произвел пальпацию. Память услужливо подсказывала ему тактильные ощущения, вбитые в подкорку раз и навсегда. По всему выходило, что внутреннего воспаления нет. А значит, дренаж можно убирать.
Из сеней послышалась возня. Громкий шепот, хотя слов и не разобрать. Шлепок, не иначе как по упругой попе под легким сарафаном. В ответ же, вместо игривого смеха, который следовало бы ожидать от хозяйки, злобное шипение. Молодец, Ксения. Все же он в ней не ошибся.
– Не знаю, Добролюб, что за ангел-хранитель распростер над тобой крыла, но ты счастливчик, каких мало, – заканчивая менять повязку, произнес Михаил.
– Знать, в свои умения не больно-то и веришь, – с трудом произнес парень, от которого осталась хорошо как половина, уж больно исхудал.
– Мои умения – кровь остановить, да рану промыть. Остальное все в Божьих руках.
– Я вот гляжу на тебя, Михайло, и диву даюсь. Все-то тебе дается, и все-то ты знаешь. Биться любым оружием мастак. Раны обиходить можешь так, что знатному лекарю не под силу. С того света кого вытянуть, и то тебе подвластно, – войдя в горницу, произнес Зван.