Ну а закончил я выступление опять же балладой Семеновой, которую как мог перевел на всеобщий:
Лютни, звените
Сами собой,
В битву зовите,
На последний смертный бой!
Гибнуть бесславно
Не захотим!
В битве неравной
Наши плечи мы сплотим.
Певчие стрелы
Грянут в щиты…
Остервенело
Перекошенные рты…
Лязгнут секиры,
Сладится бой…
С бранного пира
Не вернуться нам с тобой.
Выпьем же, братья,
Чашу до дна!
Всем нам хватит
В ней багряного вина.
Пусть и укроет
Снег нашу рать,
Честь у героев
Никому не отобрать.
В оригинале было не «лютни», а «гусли», но само собой понятно — в этом мире никакими гуслями и не пахло. Лютня — это понятно.
Впрочем — «закончить» — это я погорячился. Меня не отпускали еще минут сорок. Каждый раз, когда я заканчивал петь и играть, меня уговаривали, угощали, кидали монеты — густо кидали, как жертву капризному божку — и я снова играл и пел, хотя уже прилично устал.
Когда ты вкладываешь душу в свою музыку, то непременно устаешь. Выгораешь, опустошаешься. Вероятно, еще и поэтому многие музыканты пьют или подсаживаются на всякую «дурь». Выгоревшую в душе лакуну надо ведь чем-то заполнить. Кто-то заполняет эту дыру спиртным, кто-то наркотой, сексом, а кто-то ударяется в религию. Но нет никого, кроме тупых ремесленников от музыки и безголосых шоуменов, кто бы не выгорал душевно после того, как вложился своими эмоциями в исполняемую ими мелодию. Это нормально. И это опасно.
Наконец, меня все-таки отпустили — я отговорился тем, что в конце концов, и Аллену надо свою денежку заработать! Я же не какая-то крыса, которая подло жрет хлеб товарища! Народ понял и принял мои доводы. Тема заработка и тема товарищества им очень близка, так что поворчали, да и согласились. Ну а я под крики и шум пообещал, что буду петь для них и в будущем — если, конечно, не сильно им надоел. Чем вызвал радостные крики и смех — ну как я могу им надоесть? Как говорится — скачи, Петрушка, народ требует зрелищ!
Лютню положил в шкаф, сбросил башмаки и с облегчением надел тапочки. Потом пошел в спальню и с разгону, с наслаждением бросился на кровать. Хорошо!
Вот грех жаловаться, в самом-то деле. Живу — как сыр в масле катаюсь. И деньги есть, и в Академии я на особом положении. Но нет покоя в душе. Совсем нет. То ли я такой бунтарь по жизни, то ли понимаю, что нельзя успокаиваться…
На самом-то деле — чего я достиг? Все получилось как-то…дерьмово! Хотел уничтожить врага — добился того, что погиб хороший человек. Теперь Элрон непонятно где прячется, и я не могу до него добраться. А вот он знает, где я обитаю. И сынок его отправился туда, откуда я не так давно можно сказать сбежал. Не может ли он получить информацию обо мне у лекаря? Нет…скорее всего — нет. Велур побоится. Если только кто-то из его слуг меня сдаст. Но ведь это надо знать, о чем спрашивать. Или вернее — о ком. Связать Петра Сина и «Охотника», который убивал шпану на улицах столицы…