Суетятся торговцы, норовя успеть выложить свой скудный товар раньше конкурентов. Стайками несутся мальчишки — разносчики в поисках подработки.
Семенят ногами дзирикися, японские рикши, развозя из богатых жилых районов состоятельных торговцев, портовое начальство и упитанных интендантов, для которых самим ходить затруднительно.
В городе всё ещё видны следы траура. На домах ещё висят холодные белые ленты. Цвет широ божественного происхождения, цвет смерти, траура и скорби. Может оттого и не видно улыбок на лицах людей, но ещё не заметно и следов отчаяния.
Пожилой хромой зеленщик, поглядывая на встающее Солнце, старательно катил свою старую поскрипывающую тележку в обход разрушенного дворца Микадо, направляясь в сторону аристократического квартала.
В это время года зелень в цене, и далеко не все могут позволить её к столу. Кроме нескольких пучков зелени, местами высунувшейся из завёрнутых бумажных кульков, в тележке лежала объёмистая картонная коробка. Обычная. Та, в которую старательные торговцы упаковывают для богатых клиентов тонкую полупрозрачную ширатаки, дорогую рисовую лапшу, чтобы она не поломалась при перевозке.
Когда до начала квартала аристократов оставалось меньше полукилометра, зеленщик остановился около разрушенного землетрясением дома, и обеспокоенно начал осматривать колесо своей тележки. Огорчённо покрутив головой, и сплюнув, он заехал во двор пустующего дома и никуда уже не спеша, помочился на остатки забора.
Ещё раз убедившись, что никто за ним не следит, капитан Аруга, присев на чудом уцелевшую скамейку, вытряхнул из обуви мелкий камушек. Теперь ему уже не нужно изображать из себя хромого. Более того, камень будет только ему мешать.
Поглядев на вытащенные из кармана наручные часы, никак не соответствующие образу зеленщика, он откинулся на спинку скамейки и достал из внутреннего кармана маленькую плоскую фляжку. Вылив половину сакэ на землю, он в два глотка выпил остаток.
— За тебя, брат, — прошептал он одними губами, глядя в небо.
Вытащив из картонной коробки обычный деревянный ящик, капитан Аруга отнёс его в дом и основательно повозился, укрепляя салютную батарею в нужном положении и обкладывая её обломками камня для большей устойчивости. Затем он тщательно размотал толстый длинный шнур и замер, глядя на часы.
— Пора, — сказал он сам себе, поджигая конец шнура, — А теперь бежать. У меня на всё про всё пять минут.
Скинув с себя изрядно потрёпанную, и местами залатанную кину, Аруга стал похож на серьёзного работника, спешащего в порт. Почти бегом он устремился к центру города, и вскоре влился в плотный поток торопливо идущих людей.