Теперь все видят предсказание Бруно. Там лицо Мирабель! Вся семья удивлённо ахает, а вместе с нами, кажется, ахает и Касита, правда, не от удивления. Трещины опоясали всю столовую. Вдруг раздаётся громкое: «Вам!» Я отпрыгиваю в сторону за секунду до того, как пианино валится на бок, с треском проламывая половицы. Все вскакивают со своих мест, носухи разбегаются в разные стороны, и в довершение всего шторм над головой Пепы начинает бушевать в полную силу.
Исабела бледнеет, но когда её с ног до головы обдаёт холодным ливнем, щёки моей сестры вспыхивают от ярости. Её платье тут же промокает насквозь, волосы облепляют лицо. Не думаю, что хоть раз видела её в таком состоянии. Невероятной красоты цветы, которыми были украшены стены, осыпаются к ней на колени. От удивления она взмахивает руками, и упругая лиана хлёстко ударяет Мариано прямо в лицо.
– Мой нос! – Он закрывает лицо руками. – Она сломала мне нос!
Вдруг все слышат глухой стук. Мы разом забываем о носе Мариано и поворачиваемся к буфету. Свеча Мадригалей упала, и теперь воск капает на пол, как подтаявшее мороженое из стаканчика. Сама свеча, которая столько лет согревала наш дом золотистым светом, начинает дымить и скукоживается, будто протухший банан. Тут мы замечаем, что бабушка пристально глядит в противоположную сторону, и все тоже поворачиваемся туда.
Мирабель замирает, ощущая прикованное к ней внимание.
– Бабушка... – Наша бабушка предупреждающе поднимает руки, но Мирабель продолжает: – Я собиралась тебе рассказать... Я хотела помочь...
В столовой повисает тишина, только Мариано поскуливает от боли.
Донья Гузман выходит из-за стола.
– Мы уходим, Мариано! – бросает она внуку.
Исабела даже не вздрагивает, когда её почти жених и его бабушка выходят из столовой.
– Стойте! – кричит им вслед бабушка. – Сеньора, пожалуйста!
Донья Гузман на секунду останавливается. Она медленно оборачивается. Ох, не нравится мне выражение её глаз.
– Ваша семья – сущий кошмар! – выкрикивает она бабушке в лицо и поскорее уходит из дома, пока по стенам разбегаются всё новые трещины.
– Бабушка, прошу, – говорит Мирабель.
На её месте я бы прикусила язык.
– Ты, – рычит бабушка, указывая на Мирабель пальцем, – ни с места. И молчи! Быстро в свою комнату!
Но как можно оставаться на месте, но оказаться в своей комнате? Будь я ею, то совершенно точно бы запуталась. Но Мирабель, кажется, не замечает противоречия.
– Я не виновата! – кричит она.
Тут из патио раздаётся хриплый визг, мы все бросаемся туда. Я выскакиваю из столовой и вижу, что донью Гузман окружила стая тапиров. А где Антонио? Наша несостоявшаяся родственница истошно кричит и сломя голову бросается за предупредительно распахнутую Каситой дверь.