Крым 1917–1920. Революция и Гражданская война (Бунегин) - страница 63
Керчь в эти дни не внесла ничего революционного, там царствовали соглашатели, которые не хотели пропускать посланную Севастополем на Дон флотилию. Пропустили только после того, как матросы флотилии связались с солдатами крепости, и эти последние потребовали пропустить.
Обращает на себя особое внимание позиция Евпаторийской организации большевиков. Получив известия о перевороте в Петрограде, группа большевиков в заседании комитета 28 октября решила, что переворот и захват власти являются несвоевременным и должен привести неизбежно к тому, что пролетариат окажется изолированным. Была разработана резолюция, в которой основным являлось отрицательное отношение к происшедшему перевороту[54]. Такую позицию евпаторийцев можно объяснить тем, что организация, вернее, ее комитет состоял из лиц, за несколько месяцев до этого отошедших от меньшевиков. Старая мертвая меньшевистская тактика тянула живых. В организации в связи с принятием комитетом такой резолюции началось брожение. Наиболее революционная часть организации не соглашалась с резолюцией и возмущалась фактом ее опубликования. В тот момент, когда в организации назревал раскол, явился в Евпаторию тов. Миллер. На собрании большевиков он вскрыл ложность и ошибочность занятой позиции, предложив решительно встать на стороне победившего в Октябре рабочего класса, и здесь в Евпатории не оставаться на межеумочной шаткой позиции, а начать работу по взятии власти в свои руки, развенчанию буржуазно-соглашательского блока. Предложение Миллера было принято: комитет молчаливо признал свою ошибку, несколько человек все же ушло из организации.
На ноябрьском съезде большевиков вопрос о захвате власти не подвергался обсуждению, несмотря на то что грозные тучи наступления на большевиков со стороны татарской буржуазии уже нависли. Съезд указал организациям на возможность создания вооруженных отрядов, считая это подготовительной работой к захвату власти советами. Разрабатывать план захвата власти участники съезда считали несвоевременным. Эта огромнейшая ошибка, допущенная съездом, сказалась на дальнейшей работе большевиков, она оставила значительный след на всей истории дальнейшей борьбы за советскую власть в Крыму. Ноябрьский съезд, кроме вопроса об отрядах, выборах комитета, обсудил вопрос о печати. В этом последнем вопросе молодость организации, неизжитые еще меньшевистские иллюзии сказались вновь в выступлении ряда товарищей, доказывающих необходимость свободы печати. После июльского разгрома «Правды», после всех мер, принятых Временным правительством для того, чтобы задушить не только газеты, но всякую вообще литературу большевиков, когда, наконец, живое слово большевика, после июля, загонялось в подполье, казалось, должно быть ясно каждому, что о свободе печати не может быть и речи, однако вопрос этот вызвал большие прения, после которых линия ЦК в вопросе о печати была все же признана правильной. Не обсуждал съезд, как указано выше, и национального вопроса, а обсудить было что. Отсутствие решений по двум важнейшим для Крыма вопросам – национальному и плану захвата власти – создало такое положение, при котором местные, еще молодые, без достаточного опыта, организации и, кроме того, организации, имеющие в своей среде весьма незначительное число местных товарищей, вполне знакомых с условиями и пестротой хозяйственной жизни края, не могли ориентироваться быстро, не могли, например, привлечь на свою сторону близкие к партии слои татарского населения. Здесь следует еще отметить и то, что татарский сектор в организации совершенно отсутствовал, и связи не только с татарской деревней, но и деревней вообще не было. Вопросы об усилении влияния партии в деревне не подвергались обсуждению. Не было точных и ясных указаний местным организациям и по не менее важному вопросу – об изгнании меньшевиков из профессиональных союзов.