Я сначала представил, как Вика там бесится. Может, посуду бьет. Потом забил на мысли эти, стал к girl приставать.
— Жена звонила? — спросила она иронично.
— Да так.
— Строгая она у тебя?
— Да и хуй с ней. Как тебя зовут?
— Алина.
— Красивое имя.
В это время пригласили Ламборджини, и пришла она, старая и ужасная бля. Пацаны ее поприветствовали. Она поохала, поскрипела, а от присутствия девок ее вообще согнуло. Она типично ревновала всех этих девочек к нам, пацанам молодым, ныне недоступных ей до конца ее грязных дней. Она хоть и старая, хоть и бля, хоть и в гроб пора — а все туда же. Мне кажется, она в последнем издыхании будет излучать животнейшие волны, жаждая чего-то.
Пять минут до смерти. Чего вы хотите?
Колбасы!
Четыре минуты до смерти. Чего вы желаете?
Дом на Канарах, шестисотый «Мерседес», деньги, деньги, много денег.
Три минуты до смерти.
Что пожелаете, уважаемая?
Есть! Пить! Хочу, хочу, молодого и красивого хочу! Хочу быть сама молодою, красивою!
Две минуты до смерти.
Что еще пожелаете?
Ох, и чаго-только не хочу я…. А ничо. Только его. Дайте мне…золота. Много много золота. Да и вообще! А и чем я не королевна?
Минута до смерти.
Хочу… Самолет хочу. Президентом хочу быть, чтоб сверху вниз на людей смотреть. Царицаю хочу быть мировою.
Ноль минут до смерти.
Что желаете, ваше величество?
Хо…Хо….Хо… Ы-к, Ы-к.
Бум!
Внимание! Крышка гроба закрыта! Произвести вынос тела.
— Выпейте с нами, баб Галь, — предложил Саша Сэй.
— А це за дивки? — поинтересовалась старая.
— Ебем мы их! — выстрелил Демьян.
Напрасно было думать, что толстая душа Ламборджини вздрогнет. Лицо же лишь поморщилось. Она было присела, но в ней задвигалась некая брезгливость.
— Пейте! — сказал Саша Сэй и протянул ей рюмку.
Она, старая падла, знала, как направление ветра определять. Видит — все с мобилами сидят, все приодетые, приобутые, морды довольные. А иначе бы она не вела себя так лояльно. А так — выпила. И — выступила. Рассказы ее касались:
— Мужа ее покойного;
— студентов в годы СССР;
— того, как раньше на колхозах неплохо жилось;
— и т. д.
Всем было весело. Когда Ламборджини ушла, поступило предложение блат-хату поджечь и смотаться.
— Хорошо гореть будет, — радовались girls, — чо вы, пацаны, тормозите? Гулять, так гулять!
На дне сидят крабы. Вверху — высокая вода. Это — темная вода. Крабы двигаются медленно. Но они так же медленно отдают. Главное свойство крабов — умение хватать клешней. Но не всякий человек — краб, хотя русская жизнь призывает человека именно к этому. Хорошо быть нечестным. Хорошо быть вором. Это особенно верно для глубинки, где люди работают всю жизнь на одном предприятии. Там есть «отец», и он — тоже всю жизнь — директор. Есть «шахиня» — жена директора. Разумеется, есть и те, кто ходят в «ёбарях». Ёбарь главного бухлалтера. Ёбарь секретаря. Каждый Ебарь считается привилегированным, в чем-то, субъектом местного общества. Есть и Ебарь шахини. Все остальные гордятся тем, что их знают. Мой преподаватель по истории называл это родовой общиной. И я с этим согласен. Петр же всегда был против нечистых, запятнанных человеческой алчностью, вещей. Он, без сомнения, выражался грубо. Но эта грубость была, словно хрип Володи Высоцкого. Дайте воздуха. Дайте света. Но он, конечно, будучи не только энергичным, но и достаточно внимательным человеком, всегда понимал, что человек кричит внутрь самого себя. Там, в этом мире, и обитает личность. Ее и нужно кормить собственной свободой. И ты осматриваешься, и видишь вокруг себя синюю толщу воды. Ты — тоже краб. Ты щелкаешь своей клешней.