— Вот, — говорит Петр, — поэтому ни один сверхгений никогда не был богат от рождения. Потому что гений может питаться своим миром, а не ржавым. Поэтом деньги для него — все ржавчина. Это опасно для системы. Система никогда не создаст условий для развития настоящей сверхличности. А личность звериная — это просто маневры. А Володя — это сверх моно. Он — песня нашего мира!
— Потому-то итог настоящей революции — конец света, — заключает Юрий.
Общажная хата у Демьяна ничего — просторная. Мать его живет в соседнем крыле. Когда-то у них была отдельная квартира, но ее пропил отец.
Бутылка идет к концу. Демьян кладет Вику на спину, ложится сверху, но до дела не доходит — не хватает смелости. Вика томно смеется, будто вокруг никого нет. Это похоже на демонстративные игры мальчиков и девочек, когда и те, и другие — девственники, и остается довольствоваться выламыванием пальцев, хлопков по заднице, робких щепков за соски.
Это начинается еще задолго до дефлорации, в эпоху развивающегося подросткового онанизма.
— Можно и посчитать, что наши действия не имеют смысла. — Пожалуйста. Я же знаю за себя. Что моя цель, это пока только сошкребание ракушек с души. Что будет потом, я не знаю.
— Жизнь говно, а потом… а потом — смерть, — говорит Демьян коронную босяцкую фразу.
— Это слишком глобально, — возражаю я.
— Я как-то спорил с одним философом — говорит Петр, — знаешь, я нашел этот спор совершенно бесполезным. Моя философия — это видение жизни. Как, впрочем, и любая другая настоящая философия. Но жизненных, а по-другому — настоящих, философов почти нет. Есть большее количество подпрыгивающих на месте придурков, которые увлечены терминами. Для них не важно, в чем смысл, а в чем его нет. Зато они владеют сложными фразами, а также знают пару фраз из Гегеля, пару — из Канта, и еще по одной — из всех оставшихся философов. Скажи, о чем я мог спорить с ними? Ведь я казался глупцом. Хотя, для того, чтобы с легкостью сойти за своего в этой компании, достаточно взять институтский учебник, выписать штук сто ключевых фраз, а также запомнить в двух словах, о чем сказал тот-то и тот-то. Если копаться в истории философии слишком глубоко, то ты тотчас станешь скучен. Нужно брать пенки.
— Точно пенки с хуя, — уточнил Демьян.
— Хотя бы так, — согласился Петр.
— Пиздить их всех надо, ха!
— Я был на конференции философов и понял, что мое перманентное видение мира вряд ли кого-нибудь заинтересует. Оно также будет всем безразлично, если я напишу книгу. Во-первых, ее не опубликуют, а во-вторых, даже если ее и опубликуют, ее вряд ли кто-то будет читать. Но, если я буду тусоваться, если я буду употреблять слова «экзерсис», «солипсизм», «экзистенциализм», я буду свой среди своих, а прочее приложится. Одно время я был дружен с одним человеком, который был тренером по продажам. Я был ему интересен до тех пор, пока он сам был мне интересен. Но, многие, порой, даже очень образованные люди, имеют свой ресурс. Изучая человека, ты понимаешь, что дошел до дна. Чтобы увидеть что-то новое, ты должен содрать его кожу. Но имеешь ли ты на это право? В конце концов, разве кто-то дал тебе звание учителя жизни?