* * *
Так мы туда и приехали. В ужасном дыму блатхата напоминала явочную квартиру ранних революционеров года, так, 1880-го. Нет, не, чтобы распиздяйства не было. Просто глаз у меня наметан. Там, где люди просто торчат — и лица другие, и детали иную форму имеют. Унылая энергетика. Все как-то сверхбезвкусно, сверх без юмора, и человека нет. В такой толпе находись бы Диоген, он бы никогда б с факелом в поисках человека не выскочил. Что думать? На Луне тоже ведь людей нет. Хочется выйти, вынуть собственные мозги и под краном помыть. А тут — нет. Стиля хватало. Лица не воняли, излучая глупость. Висела на стене всякая всячина типа от Че Гевары до плаката «Берегите детей», водка? — стояла водка. Дым висел нешуточный. Топора бы два-три он выдержал. Имелась ширма, и там слышались пыхтенье и скрип — кто-то кого-то ебал.
— Ну, ебать! — поздоровался со всеми Демьян. — Мы тут с Валериком по городу катаемся, пиво не на хуй попить, а тут водки — море. Как оно, пацаны?
Пацанов было трое. Еще один старался за занавеской. Первого звали Зе. Вернее, звать его так не могли, но никак по-другому его мне не представили. Было Зе лет двадцать. Круглое его лицо улыбалось степенно, словно он знал что-то особенное, и этим можно было гордиться. Уж точно в белобрысой своей голове он носил какие-то идеи.
Второй много курил. Пока я входил в обстановку, пил штрафную, потом — еще одну штрафную, он сигареты три точно выкурил. Наверное, если б я дунул косяка — а я это не делаю, потому что психика слабая — я б третьим глазом распознал в нем что-нибудь античеловеческое и сверхлукавое. То есть, не злое, нет. Скорее, наоборот. Звали этого курягу Юрием, и было ему лет где-то 27.
Третий же находился в постоянной миграции состояний. Он то рассказывал, то вдруг заглядывал в экран компьютеру, который в углу стоял, точно в глаз некому демону (так это все выглядело), то вдруг менял тему разговора и какую-то полную хрень чесал, показывая всем видом, что он здесь основной. Мысли из глаз так и струились. Мысли-паразиты. Я сразу тогда ощущал, что не я один опасен тем, что с виду могу казаться обычным, добрым и концептуальным в меру.
— Валера, — сказал я.
— Петр.
— Черный Петр, — добавил Юрий.
За ширмой завопила девочка.
— Больно? — спросил ее сахарный голос.
— Нет, — ответила она.
— А чо орешь?
— Сороконожка ползет по стене!
— Не черный, — сказал Петр, — Петр вообще разный бывает. То есть я — это одно. А есть еще Петры иного рода.
— Х-ха! — рассмеялся Демьян.
Видно, для него это делом знакомым было.
— Да ебать, — сказал из-за ширмы сахарный голос. — Сейчас сделаем Петра. Лена, где телефон? Да хули ты молчишь? Лена, ну дай телефон.