— Нет, никто.
— А бабушка?
— Да и фиг с ней. Раздевайся.
— Я боюсь.
— Почему?
— Я так давно не была с тобой. Как будто в первый раз.
— Я тоже.
— Но у тебя же кто-то был?
— Но ведь и у тебя кто-то был?
— Это потому что тебя не было.
— Да ладно тебе.
— Ты мне не веришь?
— Конечно, верю.
— Честно?
— Конечно.
— Ой, Валерик, я так соскучилась!
У Вики была хорошая фигура. Она умела гнуться. За мое отсутствие она много, чему научилась. Может быть, основы ее подвижности заложил именно я. Мы долго дружили и целовались, прежде, чем она лишилась девственности. Я думал тогда, что бояться уже нечего, но все прошло как нельзя классически. Испугавшись, Вика была холодна, как стекло. После мы много раз вспоминали этот момент. Когда же она, наконец, научилась извлекать из секса полезное, я понял, что главное — это в первый раз.
Лишение невинности — это большое таинство.
Теперь же все было слишком просто. Много вина. Желание, наполненное градусом. И — черная, будто съедающая, темнота, которая проникает в самую сердцевину мозга.
Вика громко стонала, но этого никто не слышал — за дверью шла громкая, почти кричащая беседа.
Мне всегда казалось, что это — фальшивый стон.
И в первый раз — я тоже так подумал. Это было правдой. Первые секунды честны. Потом человек обрастает мхом. Если у тебя этого мха раньше не было, то он передается, и ты сам становишься его разносчиком.
— А давай стоя? — предложила она.
— Я курить хочу, — ответил я.
— Кури.
— Здесь нельзя. Это — покои бабушки Ламборджини. Она пацанам вставит за это.
— Что ж делать?
— Пойду, покурю.
— Все вы, мужики, такие.
— Да. Я еще выпью.
— Выпьешь?
— Да. Ты не волнуйся, я приду.
— Я ж тебя знаю. Ты сейчас выпьешь раз, выпьешь два….
— Ну, я ж не виноват, что ты не куришь.
— Я пробовала.
— Это прогресс.
У самого порога зимы зима вдруг. Вышла на вылет поздняя преддекабрьская муха. Так иногда бывает, хотя эта муха может запросто вылететь и в январе, если нет морозов. Летние кафе вновь выставили столики. Народ двигался, колотя понты. Если взять ночь, то ночью в эфире все немного по-другому — но тут тоже нужно прятать голову, вставлять наушники, слушая «Tequilajazzz», или вставлять что-то в кого-то. Можно думать о силе субъективизма в мире. Я раньше читал много книг. Когда же я перестал их читать, то мне стали совершенно непонятны те, кто их читал. Я легко перекрашивался. Но, в сравнении с Женей Семиным, это был детский хамелеонизм. Они никогда друг друга не знали, Антисофт и Женя. Но первый был гением сосредоточения и аскетизма, а второй — настоящий, чистый, голубоглазый распиздяй, Есенин наебательства. Было время, и я любил людей, и я думал — вот бы их познакомить. Но уже давно, как пиздец. Антисофт сидит, а Женя — он вряд ли сядет. Возможно, он уже давно спортсмен. На самом деле, он — демон, а настоящих демонов на свете не очень много. Вот на селе, там есть демоны. Но туда надо еще доехать, чтобы доказать эту сентенцию.