Это событие привело меня в уныние, и я хотела вернуться на Рокнар, в своё опустевшее бунгало на берегу Великого океана, чтоб под тихий шум волн и музыку джунглей успокоить разбитое сердце. Я хотела забрать с собой младшего сына Алика, но он вдруг заартачился. Он ныл что-то насчёт того, что его пригласили участвовать в молодёжной экологической экспедиции на учебной подводной лодке «Магеллан», которая уже завтра отправлялась на всё лето куда-то к берегам Австралии для изучения Большого барьерного рифа. Мой ребёнок учился в ветеринарном колледже, за один год успевая пройти программу двух лет, и потому считался весьма перспективным учеником. Его кандидатура для участия в экспедиции не вызывала сомнений, а такой шанс выпадает раз в жизни. Разве я враг своему чаду? Конечно, нет. И я полетела на Рокнар одна.
Если вы когда-нибудь, переживая душевную драму, бродили в одиночестве по голубой полоске пляжа между белым океаном и изумрудными джунглями, а потом возвращались в пустой дом, где всё напоминало о далёком счастье, когда вы были здесь не одни, то вы поймёте, почему через три дня я взяла билет на звездолёт, летящий на Киоту, и улетела туда, где у меня было полно работы, и имелась возможность забыть обо всех бедах.
Так я и оказалась на Киоте с небольшой сумкой через плечо и разбитым вдребезги сердцем.
Когда я спускалась с трапа челнока, доставившего меня с орбиты, у меня возникла мысль позвонить Джону Вейдеру, старому другу, который работал совсем неподалёку, на соседнем с космодромом острове, где у него в заваленном бумажным хламом кабинете в старом шкафу всегда висела потрёпанная жилетка, пропитанная слезами его друзей. Джон бы меня понял и утешил. Он бы нашёл слова, чтоб успокоить мою мятущуюся душу. Но потом я представила, как буду рассказывать о том, как тяжко ударило по мне то, что мой давно брошенный муж, наконец-то, нашёл своё счастье. И не стала звонить.
Войдя в вагончик экспресса, отправлявшегося в Луарвиг, я села у окна. Глядя на пролетающие внизу красоты, я, наконец, призналась себе, что веду себя как последняя идиотка и эгоистичная стерва. Легче не стало, но акценты были расставлены. Я вздохнула, и, собравшись с духом, принялась за детальный анализ своих переживаний. Когда экспресс приземлился, я уже испытывала запоздавшее, но искреннее чувство радости за Сашу и его Лену, которая, оказывается, была влюблена в него ещё с начальной школы. А садясь в такси на площади, поняла, что теперь, наконец, буду избавлена от тягостного и неотступного чувства вины, мучившего меня каждый раз, когда я вспоминала о Саше, который терпеливо и безнадёжно ждал меня где-то далеко, не решаясь переставить в доме мебель, убрать с полок мои любимые книги и вышвырнуть в утилизатор моё давно вышедшее из моды тряпьё, занимающее шкафы.