— Ладно… — нехотя согласилась я. — Попробую, хотя, не уверена, что получится. На худой конец свяжусь со своими старыми друзьями. Может, они смогут что-нибудь сделать…
Я не пошла сразу в фехтовальную школу, где наверняка могла застать Джерри во время дневной тренировки. Мне хотелось немного подумать, и я подъехала к зданию с другой стороны, с той самой, где размещался вход в галерею Фарги. Эта галерея, в отличие от галереи Портмана, была, скорее, выставочным залом, чем местом продажи картин, и посвящена она была творчеству одного художника, нашего старого друга, увы, давно покинувшего этот мир, Фредерика Аль-Рагима.
Именно с него началась когда-то незримая, но упорная война за Киоту, именно он был первым полководцем и солдатом, идейным вдохновителем и главным козырем этой игры. Он пал на ристалище, обменяв свою жизнь на смерть древнего демона, державшего планету во мраке. Он ушёл, оставив светлые и немного грустные воспоминания в душах друзей, и обширное творческое наследие, сотни великолепных полотен, светлых, возвышенных и прекрасных. И все они были собраны здесь, в этом огромном специально построенном и оборудованном здании, лишь незначительную часть которого занимала фехтовальная школа Джерри.
В эти дневные часы в галерее было много посетителей. Школьники, студенты, туристы со всех концов Объединения галактики, просто горожане, которые медленно и молчаливо переходили от одной картины к другой, впитывая расширенными зрачками потоки нездешнего света, лившиеся с полотен, и ловя ушами тихий задумчивый голос, нашёптывавший им какие-то странные истины, которые, оказывается, на самом деле уже таились в самых глубинах их душ, но ждали этого голоса, произносившего сокровенный пароль, чтоб вдруг всплыть из своих потаённых недр.
Я тоже пошла по лабиринту галереи, скользя глазами по давно знакомым лицам и сценам, тихие слова отрывочно касались моего слуха, не успев дойти до сознания.
Я раздумывала над тем, почему мы беспокоились из-за этой странной картины, так непохожей на те, что я видела перед собой сейчас. Чем она была, дурной шуткой или злобным выпадом против жизни? Кому пришло в голову с педантичной тщательностью выписывать насильственную смерть несчастной женщины и её убийц? Зачем вообще было рисовать такую картину? «Не знаю, ангел… Я никогда не писал таких картин». Я неожиданно для себя вспомнила о МакЛарене. О том, как устало и безнадёжно прозвучали его слова: «не знаю, ангел…» Он снова назвал меня ангелом. Только я знала, что это обращение было вовсе не связано с его нежными чувствами ко мне. Отзвуки давней, тяжкой и проигранной битвы звучали в этом слове. Почему он назвал меня ангелом? Потому что вдруг понял, какая пропасть по-прежнему разделяет нас? Или потому что он сам, в противоположность мне…