Следующим заявился мужик с пирожками. Это было уже слишком. Запахи расползлись по всему вагону. Дина мужественно отвернулась к окну, изо всех сил стараясь не глядеть ни на пирожки, ни на Свету. И даже запах этот не вдыхать.
– Сколько стоит? – вдруг спросила продавца Света.
– С мясом – шесть, с картошкой – четыре.
– Тебе какой? – она поглядела на Дину. Дине показалось, что она ее проверяет.
Она собрала в кулак всю свою гордость и, сильно оттопырив нижнюю губу, произнесла:
– С картошкой.
Продавец подал ей пирожок в засаленной бумаге, и она принялась есть, а Света смотрела в окно на мелькавшие светленькие, по-осеннему грустные пейзажи.
Похоже, что с ночи в доме мертвеца она и вправду стала чем-то вроде матери, и это не давало расслабиться. Приходилось думать сразу о многом: что есть, где спать, где достать денег и кто сможет их приютить, если Наташа с Аликом найдут их не сразу. Самое главное было до них дозвониться. Хотя бы выяснится, ищут их или нет. А если с родителями что-нибудь случилось, то Света вообще остается одна с Динкой и больной бабушкой на руках.
Они сели в электричку до Куровской, где жил Наташин двоюродный брат Валерка, бабушкин племянник. Валерка работал шофером, имел жену Зою и двух сыновей-погодков, Саньку с Мишкой, довольно противных. В позапрошлом году, когда еще была жива бабушкина сестра Нюра, они гостили там летом, а Валерка тогда подрался на автобазе и ему выбили передние зубы.
Перед обедом он подавал команду бабушке Нюре: «Мать, ссы на стол!» Все каждый раз хохотали как сумасшедшие, хотя знали, что он из-за выбитых зубов не может по-другому назвать «щи». А Валерка злился и грозил своим приятелям предъявить счет за нанесенный материальный ущерб.
Свете хотелось спать, но как только она прикрывала глаза, начинали одолевать тревожные мысли и почему-то представлялось, что они с Диной остались совершенно одни, что Алика, мамы, бабушки больше нет на свете, а им предстоят долгие-долгие мучительные скитанья, которые неизвестно чем закончатся.
Чтобы отвлечься, Света стала прислушиваться к разговорам. Тетка с бананами, та, что бдительно проверяла цыганских девочек, рассказывала подруге про какую-то Зину.
Зина эта жила с мужем Колюней в полуразрушенной избе, потому что Колюня во хмелю принимался рубить топором все подряд и порубал не только мебель, но и рамы, двери, стены и крышу. Такая жизнь Зине надоела, и она, заняв денег, купила старый-престарый автомобиль, освоила вождение и стала торговать по отдаленным деревням товаром первой необходимости: стеклянной тарой под соленья, резиновыми сапогами, ножницами, мукой, крупой, солью, подсолнечным маслом. Летом, когда понаехали дачники, у которых денег куры не клюют, она и сервелат, и печенье, и сыр возила. И к осени с долгами рассчиталась. А как только она домой заявилась, собой довольная, да еще сказала, что она, может быть, платье и сапоги себе теперь купит, Колюня, в отместку за долгие отлучки и что она его кормить перестала, порубал ей топором машину. А когда она поехала в ремонт, ее гаишники арестовали и машину отняли. Плакали в общем и сапоги, и платье. Пришлось снова у родственников деньги занимать и начинать все сначала. И на этот раз, когда Зина наторговала на семь тысяч, она домой деньги уже не повезла, а отдала родне и долг, и свои, те, на которые ей снова товар закупать надо было. Так, думаешь, что они сделали?