— Яфет… — не обращая на нее внимания, старик сделал шаг к опешившему юноше, и Равиль невольно отшатнулся.
В этот момент женщина тоже обернулась в его сторону и, забыв обо всем, замерла, прикипев взглядом.
— Вы обознались, — почему-то с голосом, отступающему все дальше от них юноше удалось справиться не сразу, такое напряжение было в устремленных на него взглядах почти одинаковых глаз. Но он закончил вполне уверенно, извиняющееся покачав головой, — вы ошиблись, у меня другое имя. Меня зовут… Поль. Паоло, по-здешнему.
Равиль успел спохватиться и прикусить язык в последний момент, вспомнив об осторожности. К тому же, к паре присоединился еще один человек, лицо и имя которого оказались знакомыми. Почти подхватив старца под руки, мужчина обратился к тому на более понятном языке, обдав волной неприязни слегка поклонившегося ему в знак приветствия юношу.
— Идем, отец! Молодой человек ясно сказал, что его зовут иначе…
Патриарха уже уводили под руки, но он все пытался что-то объяснить своим детям и безнадежно порывался вернуться, заговорить с мнимым Яфетом.
Удивленному происшествием Равилю оставалось только в недоумении пожать плечами. Старый еврей был явно не в себе, а у него хватало тревог и без семейных тайн синьора Бенцони. Лишь презрение, которым щедро окатил его банкир, задело юношу куда глубже, чем хотелось бы, вновь вернув размышления к причине вынужденной и затянувшейся прогулки.
* * *
Даже если человек пришел к какому-то решению — это еще не значит, что он полон решимости его осуществить. Решения, как и люди, и ситуации в которые они попадают, бывают разные.
А бывает, что вмешиваются другие обстоятельства, и решимость попросту выдыхается, как духи из незакрытого флакона. Вернувшись домой, Равиль обнаружил, что Ксавьер еще не возвращался, и, чувствуя, что не в силах сколько-нибудь откладывать разговор, сам отправился на его поиски. Увы, результат оказался плачевным и абсолютно иным, чем можно было предположить: мужчину он не нашел, зато, судя по всему, нервозность, накопившаяся усталость в купе с проклятой промозглой сыростью совместными усилиями доконали юношу.
Голова не только болела, но и кружилась. Стянув с себя промокшую одежду и башмаки, Равиль выцедил едва ли не пинту горячего глинтвейна и забрался в постель, проспав как убитый до следующего полудня. Однако подсказанное сердобольным Бенито средство не помогло, потому что проснувшись юноша почувствовал себя только хуже: очень хотелось пить, а вот мысль о еде вызвала лишь тошноту, и его неудержимо трясло даже под двумя одеялами. Не чувствуя, но догадываясь, что у него наверняка сильный жар, Равиль был вынужден признать, что все-таки слег, и послать за лекарем, раз уж никто не позаботился этого сделать пока он спал.