— Не понимаешь, рыженький? Совсем-совсем? — мужчина навис над ним, сжимая пальцы на шее сильнее. — Сейчас объясню!
— Прекрати… — это удалось сказать лишь губами, пытаясь разжать хватку на горле.
Бесполезно.
— Ты считаешь меня таким идиотом, который не способен сложить два и два?! — вкрадчиво шипел Ксавьер, с наигранной нежностью водя щекой по виску отвернувшегося юноши. — Что я не задумаюсь, откуда на твоей гладкой нежной попке свежий ожог? Не удивлюсь, откуда у обрезанного еврейчика такое знание арабского? Не хуже, чем у любой их этих макак в тюрбане! Предусмотрительных макак… Подскажи мне, кому там метят задницы, а?
Нетнетнетнет… — страх все же начал подленько просачиваться в сердце, постепенно затапливая его целиком.
Равиля оторвало от стены, швырнув в сторону постели. Ярость мужчины разгоралась как лесной пожар, при виде того, как мальчишка, запутавшись в халате и кашляя от удушья, упорно пытается подняться с пола — не из гордости, вдруг сами по себе включились старые инстинкты. Если остаться лежать — забьют ногами…
— А остальному научился, наверное, в борделе от своих клиентов! — пальцы уже впились в волосы, и любовник ласково поинтересовался. — Что можно скрывать, сводя каленым железом, малыш? Родинку? Или ты скажешь, что случайно к сковородке у моей сестрицы приложился?!
Юноша едва успел прикрыть лицо, чтобы не разбить о спинку кровати.
— Ксавьер, пожалуйста, остановись… я все объясню… — голос пресекся.
— Обойдусь как-нибудь! — очередная пощечина пришлась точно по губам.
Оглушенный Равиль снова оказался на полу, стянув за собой покрывало. Его тут же опять вздернули за что подвернулось, бросив на постель:
— Интересно, что ты наплел моему дражайшему родственничку?! Вот уж я посмеюсь: ловкач, хитрец Грие! А вокруг пальца обвела клейменная блядина… А уж как трясся над своим «сокровищем»! Или я должен чувствовать себя польщенным, что мне ты все-таки дал?!
От упоминания запретного имени, у юноши все оборвалось внутри, не осталось ни мыслей, ни слов… лишь разбитые губы продолжали по инерции повторять просьбы остановиться, отпустить его, дать возможность объясниться и выслушать. Он опомнился только тогда, когда в стороны рвануло ноги, и забился, не помня себя от ужаса. Кошмаров у него давно не случалось, да и там были мразь, отребье, а не человек, которому он вполне доверял! Ксавьер с силой прижимал его животом к постели за заломленные руки, и сомнений, что он намерен сделать, быть не могло, а в следующий миг юноша задохнулся от боли грубого вторжения.
Не кричать, только не кричать… — знакомо стучало в мозгу. — Не кричать и не сопротивляться! Сопротивление делает только хуже, а крики распаляют азарт…