— Не нужно было приходить…
— Ну да, не нужно! — скептически хмыкнул Густо, пожав плечами. — Я хотел извиниться за вчерашний вечер. Кантор не имел в виду ничего дурного, просто человек он своеобразный. Не обижайся и не бери в голову, ладно?
— Хорошо…
— Пришел, — между тем продолжал рассказ Густо, — а ты слег. Наверное, промок вчера сильно?
— Просто нездоровится, — тихо отозвался юноша, стараясь держать голову так, чтобы ссадина на губе не бросалась в глаза, и бездумно подергивая манжеты и ворот рубахи.
— Лекарь хоть был? — так же запросто поинтересовался молодой человек.
— Нет!
Вот уж за лекарем Равиль не стал бы посылать даже лежи он при смерти после вечерней «беседы» с Ташем! Представив дотошный осмотр в духе строгого синьора Джероннимо, юноша опять вздрогнул: у него в синяках все руки, на ребрах тоже наверняка что-то осталось, а во что превратились его ноги и зад — страшно даже представить! Еще страшнее представить, что это кто-нибудь увидит…
— Как знаешь, — неодобрительно нахмурился Густо. — Но от завтрака, хоть он и на обед больше смахивает, ты не отвертишься! Я уже все принес.
Равиль вспыхнул: музыкант не обязан его кормить изо дня в день, даже если никто другой этого не делает!
— Я не… — юноша собирался решительно возразить, но неловко повернулся, и едва удержался от стона.
— Не вздумай отказываться, а то силой накормлю! — с деланной шутливостью пригрозил Густо, напряженно глядя на уткнувшегося в подушку бледного юношу.
Не открывая глаз, Равиль вымученно улыбнулся в ответ и сдался, постаравшись устроиться как-нибудь боком, чтобы было не так больно, и не случилось выдать себя. По счастью, в комнате царил полумрак, потому что ставни оставались прикрыты.
— Спасибо, — почти шепотом поблагодарил он упорного музыканта, принимая из его рук ложку и миску с чем-то ароматным. Есть действительно хотелось, и юноша лишь понадеялся, что Ксавьер не заявится в ближайшие полчаса. — Но все же не стоило…
— Вот еще! — Августин упрямо свел брови, пристально наблюдая за «больным». — Знаешь, я обещал ни о чем не спрашивать… Но это не значит, что должен оставить тебя околевать тут в гордом одиночестве!
Равиль ажно поперхнулся супом от настолько прямого заявления, однако чем возразить на него не нашелся.
Густо просидел у него почти до самого вечера, порываясь помочь в чем нужно и не нужно, каждые 20 минут сбегать за доктором или хотя бы к аптекарю за чем-нибудь укрепляющим, и всячески развлекая. Так что, сколько бы усилий не приходилось прилагать юноше, чтобы прятать истинную причину его «болезни», сердиться на само воплощение непосредственности — было абсолютно невозможно!