не был ознакомлен
[607]. Из документа вытекало, что после визита Чиано к фюреру ситуация полностью прояснилась, однако Чиано, конечно, для начала хотел поставить в известность дуче. Всеобщее волнение. Аттолико
[608] вызывают в Рим. К делу подключают Г[ерманское] и[нформационное] б[юро], все кое-как утрясают.
Намеченное на 5 часов утра заседание рейхстага было отменено. Все приготовления в связи с определенной датой пошли насмарку[609].
У меня такое чувство, что этот пакт, заключенный с Москвой, обернется однажды угрозой национал – социализму. Это решение ни в малейшей степени не было свободным волеизъявлением, но шагом вынужденным, ходатайством одной революции к вождю другой, победа над которой была провозглашенным идеалом 20–летней борьбы. Как мы можем говорить о спасении и созидании Европы, если мы вынуждены просить о помощи ее разрушителя? Сегодня мы не можем говорить открыто и о том, что, идя вместе, мы бы постепенно могли спровоцировать изменения в России и тем самым соприкоснуться с самим русским народом. Если нам к тому же придется оставить Советскому Союзу территорию пол[ьской] Украины[610], то после Карпато – Укр[аины] это станет вторым ударом с нашей стороны по наиболее мощной антимосковитской группировке[611]. В данный момент последствия этого шага, вероятно, еще не заявят о себе, но они станут ощутимыми в будущем. Однако поскольку важнейшее решение было принято, то все есть, как есть, и последствия соответствующие.
Вновь возникает вопрос: была ли эта ситуация неизбежной? Должен ли был польской вопрос решаться именно сейчас и в такой форме? Сегодня никто этого не скажет. Я во всяком случае считаю Риббентропа этаким немецким Извольским[612], для которого собственное обиженное тщеславие явилось «причиной» политических взглядов.
Вот уже четыре недели прошло с начала войны. Я почти полтора месяца мучился периоститом голеностопного сустава, 1.9., хромая, пришел в Рейхстаг, вечером побывал у фюрера, а последующие дни провел дома. Так что я оказался вдали от непосредственных событий – да и при иных обстоятельствах не был бы привлечен к участию в них, поскольку нынче другие люди (а не соратники периода борьбы [за власть]) играют решающую роль в окружении фюрера. Тем не менее, я постоянно получаю информацию, общаюсь со многими и потому имею возможность обдумать свои настроения и настроения прочих. Здесь следует упомянуть о некоторых моментах, чтобы в свете будущих времен я мог с одобрением или изумлением перечитывать эти строки, отразившие решающие дни немецкой истории. Я не могу дать объективно обоснованную оценку происходящему: действительно ли [мы] потаенно верили, что Англия не вступит в войну; насколько велики сырьевые запасы с учетом этого вступления; базируются ли перспективы взаимоотношений с Москвой и Токио на законных основаниях и т. д. Ответственность за оценку этих оснований несет фюрер, наряду с ним Геринг, а также – что за ирония мировой истории – личность формата Риббентропа. Со всеми последствиями, вытекающими из понятия вождистского государства.