Что же касается предложения де Р[оппа]: он обеспечит ему личную неприкосновенность и примет его! Пусть тот испросит у св[оего] правительства разрешения на поездку.
Фюрер намерен выступить с предложением о проведении большой мирной конференции, объявить перемирие, демобилизацию, разумное и справедливое урегулирование всех вопросов.
Не намерен ли он при случае вести наступательную войну на Западе? – Само собой разумеется, линия Мажино нас более не пугает. Если англичане не хотят мира, он готов атаковать их всеми силами и уничтожить. – Польша – государство с населением в 34 миллиона человек; следовало рассчитывать на потери в количестве 100 000 – 200 000 убитыми. У нас сейчас 8000 убитых и 30–35 000 раненых. Это свидетельствует, по его мнению, о том, что решение о нанесении удара сейчас было правильным. Через 5 лет Польшу, подготовившуюся и усовершенствовавшуюся, победить было бы намного труднее.
Фюрер подробно описал ход отдельных сражений и сказал, что я должен поехать туда.
После этого я немедленно открыткой уведомил Р[оппа] в Монтрё о том, что «экскурсия состоится». Отправляю туда Хардера[625], чтобы тот привез Р[оппа] в Берлин.
Время покажет, сможет ли он мобилизовать в брит[анском] Министерстве авиации силы, способные противостоять Черчиллю.
Сегодня утром Дарре приехал ко мне в ведомство и рассказал о своей докладной записке Герингу касательно железной дороги Краков – Станислав – Бухарест. О ее важности поначалу не подумали, теперь же по дополнительному договору получили «разрешение» использовать ее на правах экстерр[иториальности].
Далее разговор коснулся примечательного явления: людей, подчеркивающих важное стратегическое положение Прибалтики, подозревают в партикуляризме. Среди балтов[626] были и, без сомнения, есть партикуляристы, под прикрытием ф[он] K[урселла][627] некоторые господа в Балт[ийском] братстве[628] корчили из себя важных персон. Однако кажется все более очевидным, что меня, пару моих сотрудников, Дарре и пр. им не обойти.
Дарре с чувством глубокого возмущения рассказал об одном эпизоде с участием Риббентропа. Во время прощания с Чиано Д[арре] находился на вокзале. Р[иббентроп] в присутствии д[окто]ра Лея рассказывал Д[арре] о своих московских впечатлениях: русские были очень любезны, он чувствовал себя среди них, словно среди старых соратников по партии!! Это самое возмутительное оскорбление, которое только могло быть нанесено национал – социализму. То, что Р[иббентроп] ничего не понимает ни в большев[изме], ни в н[ационал] – с[оциализме], было ясно всегда. Но то, что он настолько ограничен, чтобы демонстрировать это открыто, показывает, что за типаж выступает представителем фюрера в непростой исторической ситуации.