Читаю много, для внутренней работы стимулов, однако, столь же мало, как и недавно в Гастайне[838], где я вынужден был прервать только что начатое лечение в связи с бомбардировками Берлина и отправился к семье.
Однако хочу сделать кое-какие записи – для будущего.
На днях я получил распоряжение фюрера в отношении будущего жилищного строительства. Соответствующие органы должны представить ему планы квартир для рабочих: доступные по цене, с тремя спальнями. Наконец-то! Я при всяком удобном случае указывал Шпееру и Гислеру на необходимость строительства жилья для рабочих как части великих намерений партии и государства; упоминал об этом и за обедом у фюрера. При этом фюрер пересказал следующий примечательный эпизод: осматривая «Кап Аркона»[839], он выразил желание увидеть и спальные помещения персонала. Последовало растерянное бормотание, волей – неволей пришлось покориться – фюрер пришел в ужас. Сон в душных и темных помещениях при всей прочей роскоши [на борту], само собой разумеется, привел бы к тому, что большая часть персонала превратилась бы в коммунистов. Поэтому в Г[ермании] в перспективе должна быть реализована программа жилищного строительства совершенно нового образца. Тогда люди вновь захотят иметь детей. Значит, теперь на этот не терпящий отлагательств вопрос обратили внимание. Н[емецкий] народ, вернувшись с войны, не сможет понять, отчего он должен снова ютиться в трущобах больших городов в то время, как рядом растут и ширятся импозантные – новые Берлин, Мюнхен, Нюрнберг, Гамбург. Н[емецкий] рабочий имеет право на то, чтобы наряду с крупными государственными постройками мы вспомнили бы и о его собственной обители. Ведь, в конце концов, с его помощью была добыта победа. – Когда в другой раз мы говорили о Страсбурге и я выступил за то, что собор должен стать национальной святыней, то фюрер со слезами на глазах заметил: Он должен стать памятником в честь неизвестных солдат. Что есть у простого человека? Что может он знать о величии истории? У него есть жизнь, и ее он ставит на службу. Чем были бы наши планы без этих солдат! Все осталось бы только на бумаге.
Я надеюсь, что именно в Страсбургском соборе будет установлен монумент этим н[емецким] солдатам.
И если уж я в «Мифе» высказал надежду, что на смену колоннам Девы Марии должны прийти памятники воинам, то положить начало этому следует сверху. Страсбург стал бы прекраснейшим примером.
Фюрер не любит готику. Выцветшие статуи в Реймсе его разочаровали. Впервые именно в готического соборе Страсбурга, по его словам, он ощутил колоссальное внутреннее пространство. – Это верно. Тяжелые колонны не загромождают помещение в целом. Собственно, и я здесь сдержан: готика была не только вершиной католицизма, но и важным, хоть и несколько приукрашенным олицетворением германского народа. Здесь сквозь все проявления католицизма прорывается близость к природе. Лиственный узор в Марбурге, фонтанирующие жизненной силой гобелены и проч. Кстати, о том, что сегодня нельзя использовать готический стиль в строительстве, я подробно написал в «Мифе» (эти мысли были изложены на бумаге еще в 1917/18 годах).