Я вставил, что еще Лагард сказал, мол, от чтения Ветхого Завета его тошнит. Апостол Павел умышленно выбирал портовые города (Коринф, Салоники), чтобы среди этих людей подготовить свое возвышение. Я никогда не понимал, зачем Х. С. Чемберлен прилагал столько усилий для спасения чести Павла. Фюрер: Да, это ошибка Чемберлена.
Фюрер выказал большую симпатию к мировоззрению японцев: героический, жертвенный подход. Я упомянул, что как раз получил интересное письмо одного японского ученого о яп[онском] и нашем мировоззрениях.
Сегодня мы узнали о смерти Керрла, т. е. того самого министра, которого фюрер вчера саркастически цитировал. Фюрер сказал, что мотивы Керрла были наверняка самыми благородными, но попытка совместить н[ационал] – с[оциализм] и христианство была безнадежной. Я: Уже так часто хотели спасти «чистое учение», все эти эксперименты провалились. Фюрер: Восстановление раннего христианства было бы ужасно; Юлий II[956] и пр. поощряли великих художников, и были при всей жуликоватости все же не столь опасными, как ранние христиане. Шутя: Не хотите возглавить ведомство Керрла? Когда я испуганно замахал руками: Ах, да, у Вас есть другое ведомство. Но церковные дела Министерство внутренних дел Вам передавать не хочет.
После моего доклада мы снова вернулись к разговору о христианстве. После войны, сказал фюрер, я решительно возьмусь за эту проблему. Отберу [у церкви] возможность воспитания несовершеннолетних. Лишь от взрослых можно требовать осознания своей религиозности, тот же, кто захочет стать священником, сможет принять сан, лишь отслужив в вермахте. И наконец: христианство было введено насильно, и он, если придется, тоже не побоится применить силу.
Я рекомендовал фюреру прочитать «Век Константина Великого» Буркхарда, для тогдашнего понимания христианизация описана там довольно хорошо. Задачу моего будущего мюнхенского института истории индогерманского духа я вижу также в том, чтобы подменить уходящую библейскую традицию еще более древней: этика древних иранцев и мудрость древних индусов прекраснее, чем Н[овый] З[авет]. Мы очень сердечно распрощались. Я увидел, как, несмотря на кипение военных забот, фюрера все же волнуют эти м[иро]в[оззренческие] вопросы. Когда я передал ему упомянутое японское письмо, он начал с интересом его читать. Он немедленно увлекся и оставил его для внимательного ознакомления (в нем 13 страниц).
В эти месяцы у меня не было возможности аккуратно вести дневник, сколь бы необходимо это ни было для меня самого и оценки дальнейшей восточной политики. У меня есть только записи о моих беседах с фюрером и служебные записки, которые я ему пересылал. И еще инструкции Лозе и Коху. Сейчас передо мной лежит журнал посещений за это время с краткими заметками, которые я и хочу обобщить. Сам по себе день проходит так: с утра мне докладывают о сообщениях прессы, затем совещание с начальником Главного отд[ела] I (Политика) [Бройтигамом], потом приходит гаул[яйтер] Мейер с текущими делами. Потом прием посетителей. После обеда в партийном ведомстве. Вечером изучение документов министерства. В записях за июнь и июль фигурируют первые предварительные совещания о комиссарах на Востоке, доверенных лицах в Эст[онии], Лат[вии] и Лит[ве], утомительные переговоры с высшими ведомствами Р[ейха]. Все они считают новое министерство промежуточным пунктом для воплощения их пожеланий. Потребовалось много времени, чтобы убедить их в руководящей роли Восточного мин[истерства]. И полностью это еще не удалось.