К этому добавились шантаж и подкуп. Денег все еще не хватало – зависимость от концернов.
Разговор с фюрером, после которого Р[ём] сказался больным[167], похоже, показал Р[ёму], что его карьера идет к концу. И он решил осуществить то, о чем раньше, возможно, задумывался лишь теоретически: он поднял СА против человека, которому был обязан всем. Но Гитлер среагировал быстрее – ужаснув и устрашив на все времена.
К 7 руководителям СА, о расстреле которых было официально объявлено, присоединились д[окто]р Мулин – Экарт[168], 8 мальчиков для развлечений, д[окто]р ф[он] Кар[169], д[окто]р Глазер[170], д[окто]р Герлих[171]. Помимо прочих и те, которые стояли в карауле в Коричневом Доме[172] и должны были застрелить р[ейхс]казначея [НСДАП] Шварца[173], Буха[174] и других. Лоссов[175] и Зейссер[176] – предатели 9.IX.[19]23 – были доставлены в Дахау, где смогут сейчас заняться честным трудом. Так день 9.IX.[19]23 был все же отмщен, и Кара не минула давно заслуженная им участь.
В Берлине среди мертвецов Грегор Штрассер[177]. Прежде он был решительным противником гомосексуалиста Рёма и считал людей такого сорта своего рода масонским обществом, в котором каждый, невзирая на мораль, помогает каждому против остального человечества. Объединился ли Штрассер с Рёмом из злости? Или Шлейхер[178] держал в руках нити, которые расходились во все стороны, в том числе и к Католической Акции[179]? Д[окто]ра Брюнинга[180] послали в Лондон, д[окто]ра Йозефа Вирта[181] в Москву вместе с Менертом[182], близким другом господина Майера[183] из штаба Рёма. При своем аресте Штрассер заявил, что невиновен, но все же был расстрелян. Как я сегодня услышал, приказа на это не было, фюрер начал расследование, чтобы привлечь виновных к ответственности. Госпожа Штр[ассер] записалась на прием к фюреру, чтобы добиться реабилитации мужа.
Несколькими днями ранее Грегор Штрассер получил по почте свой золотой партийный значок № 9…
Таким образом нашли свой конец и первый политический, и первый военный советники фюрера. Грегор Штрассер показал себя половинчатым человеком. Он не выдержал вражды Геббельса, который начал называть мать Штрассера еврейкой. Он считал маленького доктора злым гением Гитлера, но и в Рёма он не хотел верить. Так он потерял веру в стойкость фюрера и в 1932 году страдал изрядно завышенной самооценкой. Наши противники льстили ему, он посещал в Берлине политиков, попал в круг Шлейхера, крупных промышленников. И почувствовал, что готов вести дела сам. Это и было предательством, хотя он, возможно, не отдавал себе в том отчета; в любом случае он потерял веру, проявил слабость. Его не хватало ни на абсолютную верность, ни на мятеж. Он шел ко дну… Казалось, он совсем исчез из политики. Пока не настало 30 июня 1934 года и не заставило его принять кару за провинности перед Движением.