Олимпиада[320] привела ко мне множество гостей. И хотя я не связан с Олимпиадой напрямую, я имел возможность встретиться с самыми разными людьми, и встречи эти небезынтересны. Упомяну визит Гоги. Он разоткровенничался в надежде выяснить, может ли моя поддержка оказаться для него ценной. Его страстное желание – получить аудиенцию у фюрера. «Im[portance] des apparences»[321] – политику он хочет обсудить со мной. Король Кароль устроил здесь «протест» против немецкого вмешательства в румынскую политику, как заметил фюрер на днях за обедом – не преминув дать королю соответствующую характеристику… Неудивительно, что у меня не было особого желания хлопотать об этой встрече. Однако когда Гога сообщил, что Кароль дал согласие на его поездку в Берлин, я, не колеблясь, порекомендовал фюреру принять его. Фюрер уточнил: «Вы полагаете, в этом есть смысл? Я отказал румынам, чтобы избавить себя от необходимости принимать Титулеску». Я возразил, что с учетом сложившегося положения вещей (Греция) Румынии придется сделать выбор, ведь Титулеску не вечен. Аудиенция позволит Гоге разрядить свою энергию. – Канцелярия попыталась сорвать аудиенцию, но я добился встречи, Гога благодарил меня со слезами на глазах (см. служебную записку о визите к фюреру, визите к Гессу[322]). Предстоящий политический договор между Г[ерманией] и Р[умынией] мы обсуждали наедине, Маллетке[323] представил текст торгового соглашения. За обедом судьба этих договоренностей была решена, и Гога, прощаясь, никак не отпускал мою руку, обещая преданность и союзническую поддержку в великой борьбе.
С Ванситартом я встретился у Гесса после трехлетнего перерыва. И если прием в Лондоне в 1933 году отличался крайней холодностью, то теперь Ванситарт пребывал в приподнятом настроении. По крайней мере, такое складывалось впечатление. Его, как и всех англичан, приводят в раздражение негры из США – они прижимают англичанин в олимпийских соревнованиях в буквальном смысле к стене. Я со смехом спросил: «Откуда эти расовые предрассудки?» В[анситарт] справедливо считался и считается нашим оппонентом. Католик – франкофил. Теперь похоже, что даже этот самодовольный господин – причиной тому Испания – усомнился в собственной правоте. Я пытался вытянуть из его жены какую – либо информацию касательно возможного родства с евреями. Когда и она стала жаловаться на чернокожих бегунов из США, я заметил, что последние в целом представляют собой опасность для Соединенных Штатов: резерв, на который могут рассчитывать коммунисты. И что однажды евреям придется дорого заплатить за коммунистический мятеж черных. Каково же было мое удивление, когда в ответ я услышал: «Вы правы».